в лучшем случае, ополчение из пьяниц и бездельников, которых наверняка выгнали из регулярных воинских подразделений, где они, возможно, когда-то и служили.

– У тебя не армия, а сборище отбросов, – я посмотрел ему в глаза, – ты действительно думаешь, что они победят гвардию, которая перемолола уже не один файский элитный отряд. Не выступай против гвардии!

– Ты врешь, – Абдул уловил в моих словах явное преувеличение заслуг гвардейцев. – Они умрут! Что может полусотня воинов против пятисот?

Я вздохнул: хоть чуть-чуть и опасался за жизнь своих ребят, но знал, что они вооружены именно для боя против нестойких и немотивированных бойцов, которым, не исключено, уже страшно.

– Ты ошибаешься, – я покачал головой, – они выступают против лучших бойцов моей гильдии. Ты сам приговорил этих бедолаг к смерти. Ну хочешь, я извинюсь и твои люди уцелеют.

– Нет, извинения мне не нужны…– сказал как отрезал Абдул.

– Господин Абдул, возможно, будет уместно договориться без боя? – попытался вразумить его Арес, но тот в моем предложении извиниться почувствовал слабину и теперь жаждал крови.

Абдул встал и подошел к краю башни, чтобы наблюдать за баталией. К нему присоединился Арес, который тоже захотел посмотреть. Я понимаю их интерес – первый раз воюют. Наверное, будут блевать, когда увидят, чем заканчиваются такие схватки. Я вспомнил, как меня самого после первого боя на военной дороге выворачивало до темноты в глазах от вида покореженных и разорванных тел.

Ну что ж, я тоже встал рядом с Абдулом и Аресом, чтобы посмотреть, как выучены мои бойцы, все-таки это первое боевое применение нового оружия. А они меж тем хладнокровно готовились к бою. Вытащили из фургонов две пусковые установки, закрепили их полуметровыми штырями, отрегулировали наклон, осторожно установили ракеты в направляющие трубы. В это время кавалергарды Аделаиды выстроились в линию по флангам на некотором удалении от установок, чтобы лошади не напугались рева запускаемых фугасов.

Воровская армия построилась и неспешным шагом двинулась вперед. Три ромба копейщиков по центру, два квадрата стрелков по флангам – серьёзная банда. Они шли шагом, а потом по команде офицеров побежали вперед. Мои бойцы запалили фитили и спрятались в укрытия.

– Сбежали, что ли? – разочарованно протянул Абдул. – Ну и где твоя хваленая гварди…

Договорить он не успел. Раздался рев реактивных струй, ракеты сорвались с пусковых, на них взвыли страшным протяжным звуком горны. Им вторил Яр своим коронным душераздирающим воем. Армия врага запнулась и встала, первые ряды по инерции завалились вперед.

Даже тут, на смотровой площадке башни, все замерли от ужаса, а Абдул уронил фарфоровую чашку из рук, она упала и разбилась вдребезги.

А первые ракеты уже долетели до войск врага и взорвались, упав на землю прямо среди бойцов Кворума. Люди посыпались как кегли, сбиваемые ударной волной и градом осколков. Последующие ракеты взрывались прямо в воздухе, засыпая врагов картечью сверху. Неприятельская армия остановилась на месте – все три центральных отряда пострадали от первых пятнадцати взрывов. Я не слышал шестнадцатого. Очевидно, что одна ракета не взорвалась, но это было уже не важно.

Мне было видно, что около сотни бойцов Кворума остались лежать на земле. Остальные были деморализованы таким смертоносным первым ударом. Офицеры начали спешно перегруппировывать отряды. Теперь в центр были перемещены арбалетчики, а оставшиеся в живых копейщики встали по флангам, потрепало их изрядно, было видно, что стоящие в строю имеют ранения, у многих окровавлены доспехи.

А рирцы успели остудить пусковые трубы холодной водой, которую по моему приказу натаскали перед боем, и сосредоточенно заряжали их новой порцией ракет. Опять Ахмат и Ирса, проверив угол наклона пусковых, дали команду бойцам запалить факелы и поджечь в нужной последовательности запалы. Выполнив эти процедуры, гвардейцы спокойно, теперь уже без спешки, прошли в защитные сооружения типа окопов. Молодцы, быстро выкопали, пока я с Аресом лясы точил, времени зря не теряли.

– Триста тридцать три! Огонь! – проговорил я откуда-то вспомнившуюся фразу, и ракеты с ревом и воем по очереди сорвались с пусковых. В этот раз кучность удара была хуже – ракеты раскидало по полю боя. Возможно, раскаленные трубы повело от холодной воды, ведь металл тут дрянь, а может, есть дефект у самих ракет. Но то, что для меня выглядело как плохая работа артиллерии, пехота под огнем воспринимала по-другому – как смерть, несущуюся со всех сторон! Осколки на врагов летели отовсюду. Ракеты взрывались на земле, в воздухе, перед строем, за спинами. Загорелась трава и поле боя окуталось дымом.

Когда взрывы прекратились, мы увидели, что бойцы Кворума побежали к воротам крепости. Некоторые из них падали без чувств, видимо, давали знать о себе многочисленные ранения. Вскоре выжившие в этом скоротечном бою собрались за крепостной стеной. Нам с высоты было видно, что их осталось чуть больше сотни и дальше воевать они явно не хотели. Я посмотрел на своих гвардейцев: кавалеристы, судя по всему, собирались кинуться вдогонку за отступающими, но Ирса их остановил. Рирцы готовились к продолжению сражения, расчёты установок опять охлаждали стволы и устанавливали новую порцию ракет. Когда дым рассеялся, то мои сержанты увидели, что нападающей армии больше нет. Трубач проиграл: «Славься, гвардия!», – и все смогли расслабиться.

Вернулись и мы за плетеный стол переговоров. Я отключил «Ауру ментального подавления», потому что толку от нее в общении с Абдулом не было никакого. Я рассчитывал, что она облегчит переговоры с этим неприятным человеком. Но глава Кворума попросту меня не слушал, и я не смог ничего ему навязать, он на все имел свое мнение и понимал меня превратно. Ну будем знать, что у непростых людей всегда есть непростые способности и секреты.

Но я не ожидал, что, как только отключу ауру, с Абдулом произойдут значительные изменения. Он весь покраснел, мне даже показалось, что слегка опух, как при аллергической реакции на яд пчел, у него задрожали руки в нервном тике.

– Я уж думал, что сдохну…– тяжело дыша, проворчал он. – Сразу, что ли, нельзя было по-честному? Зачем эти пси-штучки?

При этом Арес выглядел как обычно, лишь слегка нахмурился. Приглядевшись, я увидел, что он в прострации, в какой-то эмоциональной отстраненности, которую тщательно скрывает. Я подумал, что сцена боя произвела на него такое неизгладимое впечатление.

– Кворум тебе не враг, – хрипел глава и никак не мог справиться