Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Улыбка Цзи Юньхэ оказалась заразительной. Глядя на нее, Чан И тоже едва заметно улыбнулся:
– У тебя еще будут такие дни.
– Да. Непременно. – Цзи Юньхэ подняла руку и погладила Чан И по голове. – И у тебя они тоже будут.
«А еще тебя ждут свобода, счастье и жизнь без чувства страха».
Цзи Юньхэ опустила руку. Чан И уставился на девушку в недоумении:
– У меня же ничего не болит.
– Если погладить, здоровья прибавится. – Цзи Юньхэ помахала ему рукой на прощание. – Спокойных снов!
Цзи Юньхэ ушла к себе в палатку. Перед тем как опустить полог, она окинула взглядом опустевший лагерь и глубоко вздохнула.
«Чан И – это прекрасная сказка», – напомнила она себе.
Красоте полагается жить вечно. Сказка Чан И еще не подошла к концу.
44
Разбитое сердце
Глубокой ночью в палатке можно было услышать лишь жужжание и писк насекомых. Цзи Юньхэ молча лежала на простой походной постели, уставившись в темноту, будто в трансе. Казалось, она пытается разглядеть сквозь ткань шатра звезды Млечного Пути.
Внезапно насекомые притихли. Цзи Юньхэ догадалась, что в лагерь прибыл Линь Хаоцин. Девушка не сомневалась, что он выполнит уговор. Поэтому следить за событиями в соседней палатке нужды не было. Она и так знала, что там произойдет.
У Цзи Юньхэ заныло сердце: ей пришло в голову, что она слишком жестоко поступает с Чан И. Но назад дороги не было.
Ничто не нарушало ночной покой.
Чем дольше длилось затишье перед бурей, тем труднее было сдержать нахлынувший поток воспоминаний, среди которых мелькали расплывчатые образы далекого детства: растерянные родители, поспешное бегство, бесприютные скитания – чередовались с более четкими картинами, как, например, память о дне, когда Линь Цанлань впервые дал ей яд.
Это было отнюдь не радужное воспоминание. Линь Цанлань призвал Цзи Юньхэ в свои покои. Не успела она ничего сказать, как стоявшая рядом Цин Шу силой открыла ей рот и протолкнула внутрь пилюлю. Резко задрав девочке подбородок, демоница-лиса вынудила ее проглотить снадобье. Цзи Юньхэ не понимала, что ей скормили, и в замешательстве смотрела на Линь Цанланя и Цин Шу, пока те пристально наблюдали за ней. В комнате повисла тишина. Цзи Юньхэ хотела спросить, что она только что съела, но тут у нее закололо сердце. Так она познакомилась с действием яда. Девушка не понимала, в чем провинилась. Она каталась по полу, страдая от боли, а Линь Цанлань с Цин Шу с сожалением качали головами, даже не пытаясь помочь. Она провела в муках целую ночь. Линь Цанлань и Цин Шу не отходили ни на шаг, словно желая видеть, как она наконец умрет.
Если вдуматься, переживания той далекой ночи мало чем отличались от того, что Цзи Юньхэ испытывала сейчас. Тогда боль терзала ее тело, а теперь снедала сердце…
Когда наступило утро, Цин Шу дала ей еще одну пилюлю, и боль ушла. Демоница-лиса сказала, что Цзи Юньхэ была первой. Девушка до сих пор не знала, что имела в виду Цин Шу.
Цзи Юньхэ вдруг подумала, что Чан И тоже стал первым – первым, кто заставил ее испытать сердечную боль.
Послышался тихий шум, который встревожил охрану. Кто‐то распорядился:
– Движение в шатре тритона. Сходи проверь.
Цзи Юньхэ откинула одеяло и села.
Внезапно лагерь озарила вспышка ослепительно-синего цвета, за которой последовал оглушительный треск льда, словно посреди зимы вскрылось скованное морозом озеро. Треск не смолкал. Огромная ледяная игла пробила шатер Цзи Юньхэ насквозь. В тот же миг жаровню с лагерным костром опрокинул внезапно выросший из-под земли ледяной сталагмит. Угли рассыпались, поджигая сухую траву и валежник. Повсюду заплясали огоньки пламени, отражаясь в пронзившей шатер ледяной игле.
Цзи Юньхэ не выходила из палатки. Вдруг снаружи прозвучал громкий вопль:
– Тритон сбежал! Тритон сбежал!
Крик сменился беспорядочным топотом конных и пеших, бранью Чжу Лина и хладнокровными приказами Цзи Чэнъюя.
Притаившись в шатре посреди охватившей лагерь паники, Цзи Юньхэ широко улыбнулась. Такую яркую, счастливую улыбку редко можно было увидеть на ее лице. Девушка подумала, что за всю свою жизнь с тех пор, как впервые приняла яд, она улыбалась меньше, чем за последние два месяца, которые она провела с Чан И.
Теперь он сбежал. Цзи Юньхэ перестала быть ему обузой. Это радостное событие стоило отметить. Девушка снова уселась на постель. Только сейчас она осознала, что наконец достигла состояния, о котором говорила, прощаясь накануне с Чан И. Жизнь без страха. Пока тритон был здесь, Цзи Юньхэ пугала одна простая мысль: что делать, если Чан И не уйдет? Теперь с этим покончено, ее план сработал. Ничто в этом мире больше не сможет ее устрашить.
Неожиданно кто‐то отдернул полог шатра. Цзи Юньхэ напряглась, решив, что Чан И вернулся, но, подняв голову, увидела Цзи Чэнъюя. Ученик Наставника государства стоял у входа, отбрасывая в свете бушующего снаружи пламени длинную тень, которая тянулась прямо к ногам Цзи Юньхэ. Он смотрел на девушку, от прежней ласковой улыбки не осталось и следа:
– Тритон сбежал, а мастер спокойно сидит в шатре?
Ни одного бранного слова не слетело с его уст. Похоже, он действительно получил прекрасное воспитание.
Цзи Юньхэ ответила холодным взглядом:
– Сила тритона превосходит все мыслимые пределы. Если он сбежал, его не догнать.
– Ты заявила, что приручила его, а сегодня он совершил побег. Принцесса привлечет тебя к ответу. Последствия ты знаешь.
Цзи Юньхэ покачала головой в притворном унынии:
– Наверное, мне не стоит ждать пощады. Сожалею, что навлекла на вас с генералом беду.
Выражая сожаление, девушка прекрасно понимала, что Чжу Лин и Цзи Чэнъюй обладают немалым весом при дворе и в окружении Наставника государства. Их манера держать себя говорила о высоком статусе. Принцесса Шуньдэ славилась самоуправством, но даже она была не в силах на основании сиюминутной воли отправить на смерть личного ученика Наставника государства и высокопоставленного генерала.
Видя нежелание Цзи Юньхэ вмешаться, Цзи Чэнъюй не нашелся что сказать. Опустив полог шатра, он ушел. Снаружи донесся его невозмутимый приказ:
– Немедленно снарядить отряд. Пусть следует за мной.
Цзи Чэнъюй не желал отступать, справиться с ним будет непросто. Цзи Юньхэ задумалась, не стоит ли присоединиться к погоне, как полог шатра отдернули снова. Девушку охватило раздражение: когда же слуги императора оставят ее в покое? Подняв голову, она застыла на месте.
У вошедшего по плечам разметались серебристые волосы, а белоснежная одежда перепачкалась в золе. Он выглядел потерянным. Его синие