— Но как вы попадёте туда? На остров? В прошлый раз маэстро Позитано не больно-то хотел нас видеть.

Маэстро прищурился, глядя на Дамиану, будто взвешивал, надо ли отвечать, но потом всё-таки объяснил:

— У подеста Альбиции есть право инспектировать стекольные печи. Прошлый пожар на стекольном заводе уничтожил половину острова, так что такое право ему было выдано Советом Семи. Вы в состоянии идти?

— Да… Только, — она посмотрела на испачканное кровью платье.

— Не беспокойтесь. У вас будет столько платьев, сколько пожелаете, — усмехнулся маэстро, и его глаза потемнели, скрыв почти всю синеву.

А сердце Дамианы дёрнулось, как от укола. Слишком многое прозвучало в его словах. И снова вернулась мысль, что теперь её просто так не отпустят.

— Мне бы не хотелось идти в таком виде по монастырю. На меня и так все смотрели как на путану.

Маэстро снял с вешалки халат доктора и набросил ей на плечи, сунув в карман газету. А когда они вышли из кабинета, он указал на чугунную лавку и бросил коротко:

— Ждите здесь.

Снаружи, у дверей, ведущих в монастырскую часть, переминались с ноги на ногу люди маэстро. Он махнул им рукой и направился навстречу.

— Маэстро? — окликнула его Дамиана, стягивая на груди полы халата, чтобы скрыть испачканное платье.

Он обернулся.

— Вы, кажется, забыли свою трость, — прищурилась она, указывая пальцем под лавку.

С того момента, как она вошла в кабинет доктора, маэстро будто и не вспоминал о своей хромоте. И судя по его взгляду, сейчас он, кажется, правильно понял намёк Дамианы.

Маэстро отправил с ней целый эскорт своих людей, и Миа подумала, что вот её худшие опасения и начинают сбываться. Неспроста он взял с собой только Жильо, а остальных послал сопровождать её — наверное, чтобы не сбежала. И, видимо, у них было распоряжение хозяина не сводить с неё глаз, потому что они ровно так и поступили — пялились на неё всю дорогу. А Миа смотрела на проплывавшие мимо дома и мосты над головой и лишь крепче удерживала на груди полы халата. Такое пристальное внимание было очень неприятным.

После того, что произошло в кабинете доктора, у неё всё ещё кружилась голова, во рту ощущался металлический привкус крови, и осознание того, что она сделала, холодило ладони и ступни.

Ой, как же всё это нехорошо!

У всего, что случилось, будут плохие последствия. Один только взгляд маэстро чего стоил! Взгляд, при воспоминании о котором у Дамианы даже сейчас неровно билось сердце. Она вдохнула несколько раз, пытаясь успокоиться, и принялась разглядывать дома по обе стороны канала.

Небо хмурилось, серые облака потянулись со стороны акватории Сан-Себастьян и влажный воздух стал по-летнему душным. А ещё он весь пропитался запахом цветущих магнолий. И когда их гондола проплывала мимо Дворца Дожей, Миа увидела сквозь чугунную решётку, что деревья стоят уже все в цвету.

Жёлтая магнолия — символ Светлейшей. Дерево их богини. Говорят, что саду во Дворце Дожей столько же лет, сколько и Аква Альбиции, и что первую сваю, давшую начало городу, забили именно здесь. И раз расцвели магнолии, через несколько дней в городе будет карнавал…

Как она могла забыть, завтра же праздник Светлейшей!

Завтра в гетто Ночь откровений. Ночь, в которую цверрские девушки выбирают себе пару. В такую ночь все цверры собираются в Марджалетте. Жгут костры до полуночи, веселятся и гадают. Едят, пьют вино, славят солнечную богиню… В такую ночь девушки танцуют танец-призыв, а мужчины выбирают себе пару. И если мужчина решает жениться, если хочет назвать девушку своей, то после танца он должен набросить ей на плечи куртку — джакку. И если джакку девушка не сняла, значит, она согласна.

В прошлом году Миа сняла со своих плеч не одну джакку. Но в прошлом году её сердце было занято синьором Рикардо Барнезе и надеждой на что-то большее, чем предложенная ей роль любовницы. Но патриции не женятся на цверрах и лавочницах…

Этот урок она усвоила хорошо.

Отвергнутый синьор Барнезе был не скуп на хлёсткие слова. Но и она не стала молчать. А может, и зря. Его пощёчина была болезненной, на скуле тогда даже синяк остался. Зато, как относиться к вниманию патрициев, она поняла с одного удара.

И мысли вдруг снова вернулись к тому короткому взгляду глаза в глаза, когда она сидела на кушетке, а маэстро стирал кровь с её лица. Его пальцы коснулись её плеча, когда он убирал локон…

Она как будто снова ощутила это прикосновение и, пытаясь отогнать наваждение, даже передёрнула плечами, и посмотрела на магнолии. Огромные звёзды солнечных цветов покрывали деревья сплошь. Листья распустятся потом, а сейчас казалось, что это солнце запуталось в голых ветвях.

И от сладкого запаха закружилась голова, и воздух задрожал, но усилием воли Дамиана отгородилась от рождающегося видения. Только не сейчас…

Ей и так нехорошо. А ещё на неё смотрит столько глаз, что не стоит давать новый повод. И чтобы избежать навязчивого внимания, она достала из кармана халата газету, ту самую, которую читал маэстро в монастыре, и посмотрела на заголовки.

«Жертв уже четыре!»

«Подеста не может справиться с маньяком!»

«Кровавый ритуал продолжается!»

«Маньяк-вампир наводит ужас на Альбицию!»

Откуда-то газетчики добыли все подробности расследования, и тон статей был обвинительным. Обвиняли всех: подеста за то, что он не может навести порядок в городе, командора Альбано за плохое расследование, дожа, который молчит…

А дальше шли рассуждения о том, кого стоит выселить из города или отправить во Дворец Вздохов, а то и просто повесить для острастки, чтобы прекратить убийства. Кто-то предлагал закрывать каналы на ночь, кто-то избавиться от путан, выслать нищих и попрошаек с рива дель Мираколо, и чем дальше Миа читала, тем яснее понимала — всё закончится плохо. Все напуганы, а страх творит с людьми ужасные вещи.

Несколько лепестков, сброшенных в канал ветром, медленно проплыли мимо них. И, глядя на эти маленькие золотые лодочки, Миа внезапно вспомнила слова, которые слышала однажды детстве, у шатра мамы Ленары.

Услышь мой призыв!

О, Серениссима!

Принесу тебе в дар

Из лепестков солнечный дождь,

Медовый напиток, прозрачный янтарь,

Бабочек крылья, крылья стрекоз…

В тот день была гроза, и молния попала в дерево, под которым стоял один из цверрских шатров. Из всех, кто был внутри, выжила только маленькая девочка, но она была в беспамятстве, на грани жизни и смерти. И чтобы её спасти, мама Ленара провела над ней какой-то обряд. Какой — Миа не видела. А вот слова слышала…