в открытую паясничаешь, обводя зал широким жестом, — так что сделай мне одолжение.

Он несколько секунд смотрит на очки, а потом надевает их и соглашается:

— Ты прав. Так гораздо интереснее.

Вы можете сделать видеоотчет незабываемым.

Нечто бьет охотника под дых, он шумно хватает ртом воздух, но быстро приходит в себя и отталкивает в сторону что-то невидимое.

Кого-то.

И Гектора это нисколько не останавливает.

— Ага! — восклицает он. — Я не знаю, почему Вик не хочет в тебя стрелять, но все еще могу набить тебе морду!

— Ты понимаешь, что у тебя это вышло, только потому что он в очках, а ты нет? — спрашиваешь ты, наблюдая, как охотник пригибается, перебрасывая что-то через плечо. — Но, пожалуйста, развлекайся.

Гектор догадался о плане или ему просто надоело наблюдать ваше молчаливое противостояние? Так или иначе, но это очень кстати. Тебе нужно время, чтобы организовать самый трешовый видеоотчет о задании и выгородить охотника в глазах корпорации. Тот кидается в сторону Гектора вслепую и начинается грубая, безобразная драка, где Гектор не то чтобы дерется, а, скорее, просто старается не покалечиться слишком сильно.

В других условиях ты мог бы смотреть на это вечно, но время, время.

— Дай мне доступ, — говоришь ты администратору.

Твой голос пугает даже тебя самого. Это старое, это очень старое — говорить так, чтобы собеседника прошибал холодный пот. Шипение ядовитой змеи над ухом cвязанного. Потрескивание электрических импульсов. Технические сбои в программах, которые медленно вгрызаются в мозг.

В свободной жизни у тебя никогда раньше не получалось быть настолько убедительным — да ты и не хотел вновь становиться ожившим кошмаром. Но встреча с собственным прошлым внезапно вытаскивает наружу почти забытые навыки.

— Дай. Мне. Доступ.

Она подчиняется, хотя и борется с собственным страхом, поразительно смелая.

И дальше, одним движением, ты превращаешь настройки «Пентхауса» в хаос.

Ничто не останавливает готовый вирус, один из твоего обычного инструментария, и сценарии перемешиваются, соединяются в один тяжелый информационный клубок, в котором облака под ногами сверкают текстурой лавы, а египетские боги покрыты фосфоресцирующими граффити. Изображения сбоят, соединяются в монстров визуализации, эпилептически мелькают, и музыка в том наушнике, который у тебя еще сохранился, превращается в какофонию.

Ох, да.

Это ад.

Это, а не та дешевая поделка с латексными костюмами и витыми рогами.

Ты оборачиваешься к администратору и победно ухмыляешься. Она с матом вытаскивает наушники, но от того, чтобы снять очки, ты ее останавливаешь. Пожалуй, не стоит терять ее из виду — администратор производит впечатление человека, способного от злости перестрелять вас всех за то, что устроили бардак в ее клубе.

Охотник посмеивается, сидя на чем-то невидимом, невысоко над полом, и копаясь в настройках с наладонника. Ты можешь представить, что сидит он на Гекторе, придавив того к земле. Спустя несколько секунд ты видишь в этом аду... себя. Твои движения, зафиксированные на линзах охотника, теперь порезаны на фрагменты и добавлены к мельтешащим картинам — ваша неслучившаяся драка.

Гектор хрипит и матерится, пытаясь подняться, а спустя секунду вдруг появляется в дополненной реальности, лежа на животе и повернув голову в твою сторону. На нем треснувшие очки — видимо, одни из тех, которые бросили разбежавшиеся посетители — и он замирает, вдруг очутившись в сломанном мире.

Охотник почти не смотрит на него, поднимается на ноги, достает второй пистолет, несколько раз уклоняется от ударов фейкового тебя, а потом стреляет прямо ему — «тебе» — в голову. Брызги крови разлетаются флуоресцентной зеленью и розовыми блестками.

Ты мертв, и охотник не поворачивает головы, чтобы случайно не захватить взглядом тебя-настоящего. Гектор садится на полу, с неверием наблюдая развернувшееся убийство. Потом он переводит на тебя взгляд, будто все еще сомневаясь, какое из изображений настоящее.

Не решаясь объяснить вслух все произошедшее, ты протягиваешь руку и касаешься плеча девушки-администратора. Она вздрагивает и гневно смотрит на тебя, но не пытается вырваться.

Фикция, даже изломанная, работает превосходно — твои пальцы размазывают по коже девушки светящуюся краску и алую кровь, два изображения из двух разных сценариев. Медленно и осторожно ты рисуешь на ее обнаженных ключицах знак бесконечности — положенную на бок восьмерку.

Ты еще не оскотинел настолько, чтобы драться с бывшим товарищем. И он, охотник, тоже не опустился так низко.

«Эккарт» все-таки послали разбираться в деле одного из самых эффективных своих агентов. Гектор должен быть доволен собой — он все-таки задел корпорацию за живое... Слова вдруг застревают у тебя в горле, и не только потому, что говорить рядом с корпоративным слугой по-прежнему опасно.

...Он не стреляет в Гектора.

Об этой части плана ты не подумал, но автоматически прикинул, что охотник сфабрикует его смерть так же, как твою. И не расстроился бы, реши тот выстрелить в настоящего Гектора.

Но он не стреляет.

Ты снимаешь очки, чтобы исчезнуть с его линз, и отступаешь с дороги к выходу, уводя за собой администратора. Охотник улыбается, проходя мимо вас, улыбается лениво и счастливо, и ты не можешь понять, что это — искренняя радость от того, что вы смогли перехитрить заказчиков, или результат действия того протокола, что обязывает Восьмерку испытывать безграничное счастье от выполнения своего долга, раньше гражданского, а теперь корпоративного. Снова хочется спросить, снова хочется узнать... может даже, предложить выход, который используешь сам?.. Но слова или сообщения — слишком дорогое удовольствие в условиях корпоративного надзора.

Так что пока, приятель.

Постарайся не сдохнуть.

Ты провожаешь его взглядом и возвращаешься к насущному вопросу... Почему охотник корпорации не стремился убить Гектора? Гектора, который явно действует «Эккарт» на нервы со своим разнюхиванием и очевидной преданностью бывшему президенту компании? Даже не попытался! Даже не приложил посильнее, черт побери, ты надеялся хотя бы на пару переломов!

Пока ты, занятый собственной досадой и возмущением, автоматически прикидываешь, что и как стоило бы сломать Гектору, тот поднимается на ноги. Он по-прежнему не отводит взгляда от восьмерки, нарисованной на коже администратора. Девушка стряхивает оцепенение и лихорадочно стирает рисунок, вновь начиная материться, пока что тихо. Справедливо опасаясь, что ее набирающий обороты голос — предвестник истерики, ты молитвенно складываешь руки у груди и покаянно опускаешь голову.

— Мы покроем все убытки. Точнее, он покроет, — ты указываешь на Гектора.

— Не-а, — откликается Гектор, — я на мели.

— Гектор, сучара, я сколько раз тебе говорила оставлять свои проблемы за порогом клуба?!

...Поздно. На нее уже не действуют слова и обещания.

Впрочем,