Всю ночь он, дрожа от холода, сидит на балконе и возвращается в дом только на рассвете. Молится, одевается, сует конверт с фотографией в карман куртки (дома его спрятать негде), выходит из дома, садится в машину и едет в мэрию. Однако на перекрестке руки, перестав его слушаться, поворачивают руль и направляют машину к лесу.

Начинается дождь. На петляющей между деревьями грунтовой дороге появляются первые лужи.

В выходные на парковке винодельни нет ни одного свободного места, но сейчас зима и середина недели, поэтому на стоянке пусто. «Вот и хорошо», – думает Мошик, паркуется и, прихрамывая, двигается к входу. Конверт по-прежнему у него в кармане.

– Рад тебя видеть, праведник, – говорит Данино, обнимая Бен-Цука, как родного сына.

– Взаимно, – отвечает Бен-Цук и садится на высокий стул у стойки бара.

– Как дела? – спрашивает Данино.

– Все слава Богу, – отвечает Бен-Цук.

– А в мэрии как? – интересуется Данино, и Бен-Цук начинает рассказывать.

Чтобы подчеркнуть, как хорошо было при предыдущем мэре и как плохи дела при нынешнем, он всегда рисует очень мрачную картину.

– Прискорбно, – не без удовольствия вздыхает Данино и наливает им обоим красного вина. – А ты сам-то как, сынок? У тебя все хорошо? – спрашивает он и протягивает Бен-Цуку бокал.

– А что? – Бен-Цук опускает глаза.

– Ну, как-никак я тебя знаю уже двадцать лет, – говорит Данино.

«Я могу сейчас вынуть конверт и положить его на стойку, – думает Бен-Цук. – Могу вынуть фотографию, показать ее Данино и сказать: “Это моя дочь в подвенечном платье. Она ничего про меня не знает. Это очень горько”».

Но его рука по-прежнему сжимает ножку бокала и не лезет в карман куртки.

– Будем здоровы! – поднимает свой бокал Данино, поняв, что ответа не дождется.

Они чокаются, залпом выпивают вино, смотрят на дождь за окном, постепенно превращающийся в снег, и погружаются каждый в свои воспоминания.

* * *

Можно было ожидать, что люди будут передавать эту историю из уст в уста, шептаться о ней на лестничных площадках или в спальнях и долгие годы пересказывать ее в мельчайших подробностях, но, как ни странно, когда она случилась – несмотря на то что были свидетели, очевидцы в буквальном смысле слова, – никто о ней даже не обмолвился. Ни на иврите, ни по-русски, ни по-английски. Как будто все решили, что время прикроет скандал, словно пеленой, и секунды, как снежинки, слипнутся в минуты. Все равно никто не поверит.

Но если, допустим, в полночь кто-нибудь принесет лестницу и приставит ее к западной стене здания мэрии, если проворные ноги ступенька за ступенькой заберутся по ней и решительная рука откроет нужное окно (разбивать его необходимости нет: архивариус мэрии Реувен любит оставлять его приоткрытым, чтобы поддувал легкий ветерок), то он без всякого труда, щелкнув выключателем, зажжет свет и найдет во втором ряду, на одной из нижних полок, слегка разлохматившуюся по краям папку «Пожертвования 1993–1994», а в ней, быстро перелистав бумаги, – адресованное мэру официальное письмо от Джеремайи Мендельштрума из Хилборна, штат Нью-Джерси.

Следует предупредить читателя, что письмо это хоть и официальное, но отнюдь не короткое, ибо с господином Мендельштрумом, похоже, произошло то, что происходит иногда с авторами, помещающими в конце своих романов список лиц, которым они выражают благодарность. Боясь кого-нибудь пропустить, Мендельштрум перечисляет имена не только всех сотрудников мэрии, имевших отношение к организации его визита, но и имена всех медиков, лечивших его после прискорбного происшествия в микве. «Все эти люди – праведники», – пишет он и, только покончив с похвалами охранникам больничной стоянки, переходит на менее официальный тон.

«Друзья мои! – пишет он. – Несколько дней назад мне попалась на глаза заметка в The Times. В ней говорилось, что на площадь перед Линкольн-центром неожиданно села птица под названием тукан. Эта птица водится за несколько тысяч километров от Нью-Йорка, в джунглях Коста-Рики. Рядом с заметкой была помещена фотография птицы (окруженная толпой любопытных, она клевала хлебные крошки), а ниже приводился комментарий орнитолога. Он объяснял, что это редкое явление, известное как lost solos. Так называют птиц, которые неожиданно объявляются вдалеке от мест своего обитания, в таких уголках земного шара, где их, по идее, быть не должно. Как будто у них сломался внутренний компас.

Точно таким же потерянным и одиноким чувствовал себя после кончины жены и я, дорогие друзья. Именно в этом, думал я, и состоит наказание, наложенное на нас Всевышним после изгнания из рая: мы обречены на одиночество, и все, что мне в этой жизни остается, – это ждать встречи с женой на небесах. Но после того, как я приехал в ваш город, и после того, как Иона много часов просидела возле моей постели, держа меня за руку, я понял, что самое большое чудо на свете – это не вода, забившая из скалы, не манна небесная и не расступившееся Красное море. Самое большое чудо на свете происходит тогда, когда встречаются два человека и становятся друг для друга единственными.

Чтобы подкрепить мою глубокую признательность делом и не ограничиваться одними словами (которые в конечном счете всего лишь слова), я хочу пожертвовать вашему городу еще одну микву, взяв на себя все связанные с ее сооружением расходы. Буду рад, если вы со мной свяжетесь и мы обсудим это подробнее. Однако советую вам, друзья мои, поторопиться. Ибо из точки, в которой я нахожусь, уже виден конец».

В книге использованы части строк, строки, заголовки или парафразы строчек из следующих песен:

«Город-убежище» и «Не бойся» Эхуда Баная; «В ожидании мессии» и «Известные дороги» Шалома Ханоха; «Ты святой» Ади Рана; «Поезд уже ушел» Эстер Шамир; «Одно нежное прикосновение» Али Моар.

Особая благодарность Борису Зайдману за слово «иврусский», которое впервые появилось в его книге «Расколотый язык» (Змора-Бейтан, 2010)

© Все права на фрагменты произведений других авторов, используемые в данной книге в качестве цитат, сохраняются за их авторами и/или за израильским агентством авторских прав «ACUM».

Эшколь Нево родился в 1971 году в Иерусалиме. Он внук третьего премьер-министра Израиля Леви Эшколя, в честь которого и был назван.

Изучал психологию в Университете Тель-Авива. Преподает писательское мастерство в Художественной академии «Бецалель» (Иерусалим), Тель-Авивском университете, Колледже Сапир и Открытом университете Израиля. Основатель и владелец школы писательского мастерства, считается ментором многих молодых израильских талантов.

Нево – автор шести романов, сборника рассказов и книги нон-фикшен. Все его романы стали бестселлерами в Израиле, издаются во многих странах мира.