хмурых лиц и брошенных украдкой взглядов я смотрю на дыру в потолке. На клочок видимых в ней клубящихся облаков.

В окне нет стекла, ничто не мешает мороси дождя падать внутрь.

Затем опускаю взгляд на отверстие в гладком камне с ржавой решеткой, прямо под дырой в потолке…

Интересно, куда стекает вода.

Снова поежившись, чувствую на себе взгляд Рордина.

– Что? – шепчу я, и он освобождает меня от пронизывающего внимания, обращая его на собравшихся.

– У тебя губы синие.

– Это потому, что ты затащил меня в подвал, – цежу я, и он мрачно хмыкает в ответ.

Сзади открывается дверь, обдавая меня нежнейшим дуновением тепла, и снова захлопывается. Раздаются тяжелые шаги, затем скрежет дерева о камень.

Я стискиваю зубы и, чувствуя, как щеки заливает жар, смотрю на вошедшего мужчину.

Взгляд лазурных глаз кажется слишком интимным. Не в сексуальном смысле, но глубже, много глубже…

Мужчина из сада.

Он откидывается на стуле, словно нежащийся на солнце кот, закинув ногу на подлокотник. Сминает дорогое южное одеяние – тунику, что подчеркивает мускулистое тело и придает каплю беззаботности и без того небрежному облику.

Все это время взгляд мужчины не колеблется.

И я изучаю его в ответ с той же непоколебимостью.

Он привлекателен, отдам ему должное, таит в себе сильную, экзотическую мужественность, с которой я незнакома.

Я и раньше видела мужчин из Бахари – тех двух, что сейчас тоже сидят за столом, – но такого, как этот, – никогда.

Я еще никогда не видела такой идеально бронзовой кожи.

Этот мужчина явно высокого о себе мнения, судя по тому, как он держит голову, плечи. Как дерзко он меня разглядывает, будто ему совершенно плевать на того, кто сидит рядом со мной, на его давящее, всеобъемлющее присутствие.

Мне в плечо впиваются пальцы, я подпрыгиваю от неожиданности, но затем расслабляюсь, ощутив за спиной волну спокойствия.

Бейз.

Что-то в его прикосновении помогает мне ощутить себя не такой пустой.

Осознаю вдруг, что его дружбу я принимаю как данность. Даже просто его близость ослабляет петлю тревоги на моей шее и пробуждает крошечные семена огня в венах, рассеивая самую капельку пробирающего до костей холода.

Бейз наклоняется, обдает прохладным выдохом ухо:

– Ты в порядке?

Киваю, сдержав порыв положить голову ему на руку, использовать ее как уютную подушку.

– Все хорошо.

Разговоры смолкают, в комнате постепенно становится тихо.

Бейз убирает руку, но остается стоять позади меня и Рордина, как часовой.

– Дадим ему еще час? – интересуется кто-то, и я нахожу взглядом вытянутое лицо рыжеволосого мужчины с Востока. Он тощий, как репейник, и такой же колючий на вид, с острыми глазами-бусинками цвета сосновых иголок. Но в осанке чувствуется власть.

– Нет, – отвечает Рордин. – Он не явится.

– Кто? – спрашиваю я Бейза, пытаясь игнорировать небесно-голубой взгляд, оценивающий меня с противоположной стороны стола.

– Верховный владыка Фриста, – шепчет Бейз мне на ухо, и через четыре места от меня встает Зали.

От ее вида у меня перехватывает дыхание, так ее гибкая красота выделяется на фоне заполненной почти одними мужчинами комнаты.

Зали одета в коричневые кожаные штаны и рубашку, изгибы тела облегает броня – нагрудник из чего-то похожего на бронзовую чешую. Он выглядит непробиваемым и все же подчеркивает женственные формы.

Розовые волосы забраны назад в тугой пучок, щеки раскраснелись от холода, к которому Зали, вероятно, не привыкла, будучи родом из восточного Руста, где солнце выжигает дюны в пологие холмы запустения.

Я с трудом узнаю Зали, благоговею перед ее уверенностью в полной комнате.

– Вы все знаете, почему мы здесь, – начинает она ясным и мелодичным голосом. – Поэтому я сразу перейду к делу.

Бросаю взгляд на Рордина, который, кажется, устроился поудобнее…

Видимо, собрание ведет Зали.

– За последние четыре года вруки все чаще нападают на Фрист и Окрут. Стай все больше, еще и сами твари растут в размерах и становятся хитрее с поразительной скоростью. Не менее тревожит то, что пропадают без вести целые семьи – или же твари уносят детей.

По моей спине пробегают ледяные мурашки.

– Места этих якобы похищений зачастую остаются слишком чистыми для своры диких, кровожадных шавок, – продолжает Зали, с отвращением выплевывая последнее слово. – То есть либо исчезновения и набеги обезумевших вруков совершенно не связаны, либо за этим кто-то стоит, ослабляет наши малые поселения, вселяет страх и обескровливает территории.

Она упирается сжатыми кулаками в камень, оглядывая всех за столом. И они подаются вперед, словно привлеченные паузой…

– Понимаю, что после многих лет относительного мира вывод кажется притянутым за уши, но нам нужно подготовиться к возможной войне.

Проходит секунда тишины – и разражается буйство криков, владыки и владычицы швыряют друг в друга слова. От резкого запаха страха мне хочется дышать ртом.

Насколько мне известно, границы существуют уже множество лет. Между соседними владыками случаются небольшие стычки, но стены вокруг главенствующих территорий оставались незыблемы.

Не случалось ничего, что грозило бы цветам, которые мы носим.

Грубые голоса отражаются от изогнутых каменных стен, хлещут меня со всех сторон. Мужчина из Бахари, сидящий напротив меня, чистит ногти с выражением глубочайшей скуки на лице.

У него на кону явно стоит немногое.

– И что вы нам предлагаете?! – ревет мужчина с шоколадными волосами и пронзительными зелеными глазами. Узнаю в нем низкого владыку с территории Рордина, который часто показывается на Трибунале.

– Объединиться, – без колебаний произносит Зали.

– А что верховный владыка Вадон? – кричит кто-то слева от меня, и я морщусь.

– Перестал торговать с нами четыре года назад, – припечатывает Рордин, и его низкий голос прокатывается по комнате подобно грому, заглушая все остальные звуки.

Рордин сидит, откинувшись на спинку стула, скрестив руки на груди, он даже не смотрит на задавшего вопрос…

Он смотрит на мужчину из Бахари.

– Ни он, ни его местные владыки сегодня не присутствуют, и ни один спрайт, которого я отправлял к нему с тех пор, как торговые корабли перестали ходить по реке Норз, не вернулся. Выводы делайте сами.

– Возможно, ему просто мешают штормы! – кричит кто-то, вызывая еще больше несвязного ропота.

Зали подходит к углу комнаты, поднимает с пола большой мешок и с усилием перекидывает его через плечо. Вернувшись к своему месту, она с тяжелым стуком приземляет ношу на стол.

Петля тел затягивается, когда мы все подаемся вперед, даже мужчина из Бахари.

Все, кроме Рордина.

В нос бьет запах – и горло сжимается, но не от зловония начавшей гнить плоти. А от скрытого под ней душка мокрой псины, которая оставила след в памяти, цепляя что-то слишком большое и