Я уже готова встать и выйти из комнаты, как Рордин вдруг хватает мою руку и прижимает ее к своему бедру.

Поворачиваюсь, чтобы на него зашипеть, но Зали дергает за углы мешка, и по столу катится большая, пушистая замороженная голова.

Моя ладонь сама собой взметается ко рту в попытке поймать рвущийся наружу бессвязный звук.

Люди вскакивают, тычут пальцами и давятся, от изогнутых стен снова отражаются вопли. По столу разливается кисло пахнущая рвота, но ее вонь быстро тонет в едком запахе чистого, неразбавленного страха.

Пальцы Рордина сжимаются крепче, удерживая меня ледяным якорем, когда я оказываюсь в ловушке пустого взгляда…

Врук.

Я таращусь на широкую, плоскую пасть – на окровавленные зубы, обнаженные вздернутыми губами, словно существо умерло в полуоскале. Серая лохматая грива перерублена, видны мясо, кость и засохшая кровь.

Толстая шея, которая раньше крепилась к массивному телу.

– Дыши, Орлейт.

Пытаюсь, но легкие обратились в камень. Если насильно вдохну, они разобьются вдребезги.

Дрожащая земля.

Ужасный скрежет.

Нет.

Нет, нет, нет…

Мне на плечи опускаются теплые ладони Бейза, прижимают меня к стулу, заземляют, но не могут ослабить нарастающее внутри черепа давление.

– Посмотри на меня.

Едва слышу голос Рордина за звоном в ушах и не могу выполнить приказ. Не могу оторвать взгляд от этой сокрушительной пасти – если отведу глаза, она вернется к жизни и набросится. Разорвет меня на части, оставит одни клочки.

Рордин отпускает мою руку, и на мгновение без якоря меня уносит волной. Но затем он сжимает пальцами мое бедро под столом, и у меня перехватывает дыхание.

– Посмотри. На. Меня, – рычит Рордин мне в ухо так горячо, что пробивается сквозь туман.

Я выныриваю из кошмара и смотрю в безжалостные глаза. Суровые замерзшие озера, что не знают пощады.

– Он мертв, Орлейт. Пока ты со мной, ничто не способно тебе навредить. Ты слышишь?

Кажется, я киваю.

– Сейчас ты вдохнешь, – приказывает Рордин, впиваясь пальцами до боли, и я резко втягиваю воздух.

Полная его запаха ледяная волна кислорода врывается в легкие. Бальзам для моего нутра, мгновенное облегчение.

Пронзительный скрежет в ушах стихает, и я начинаю слышать суматоху вокруг.

Бейз поднимает руки.

Рордин сглатывает и разжимает хватку, но не убирает ладонь. Она остается лежать у меня на бедре, пока он осматривает комнату.

– Тихо.

Ему не нужно кричать, чтобы взрезать шум.

Кто-то садится, другие продолжают стоять, и все наше внимание приковано к отрубленной голове. С трудом сглотнув, я замечаю разительное отличие от тех вруков, что преследуют меня во сне…

У этого длинная, лохматая шерсть.

– Почему он такой… пушистый? – спрашивает кто-то, указывая дрожащим пальцем.

– Почти у всех вруков, с которыми я сталкивалась за последние несколько лет, густой зимний мех вне зависимости от времени года, – отвечает Зали.

Ее взгляд падает на меня, и между бровями залегает маленькая морщинка. А затем верховная владычица закатывает замороженную голову обратно в мешок.

Стараюсь не смотреть на темное пятно на столе, когда Зали снова уходит к стене, оставляет там голову и вытирает руки о штаны.

– Нынче Фрист круглый год скован морозом. По всем признакам выходит, что шавки набирают силу в недрах Севера, а затем перебираются через высокогорье.

Мой желудок вот-вот вывернется наизнанку.

С плотно сжатых губ, из-за оскаленных зубов рвется все больше шепота.

– Что это значит? – спрашивает кто-то с другого конца стола.

– Одно из двух, – отвечает Зали. – Либо Фрист кишит вруками до такой степени, что в поисках свежей пищи они хлынули через горы… либо верховный владыка Вадон намеренно плодит и кормит шавок, а затем выпускает их на волю у границы, чтобы они делали за него грязную работу.

В комнате воцаряется такая тишина, что урони я свою иголку, было бы слышно. Чувствую, как на мои плечи ложится тяжесть тысячи мыслей, вижу их во множестве широко распахнутых глаз – одни смотрят на верховную владычицу Руста, другие – в пустоту перед собой.

– Ни один из вариантов неидеален, – продолжает Зали, и в ее медовых глазах нет привычного тепла. – Если вруков все больше, они все сильней и хитрей… значит, убежищ окажется недостаточно.

– Их уже недостаточно! – вопит «чертополох», брызжа слюной, и несколько присутствующих бормочут что-то в знак согласия. – Мы прячемся, когда должны сражаться!

– Мы должны готовиться, – повышает голос Зали, чем заставляет всех умолкнуть. – Недавно Рордин отправил корабль на разведку вниз по реке Норз, и теперь границу там преграждают ворота больше, чем этот замок.

Расширяются зрачки, с губ срываются ахи. Я стараюсь изобразить не меньшее потрясение, будто я не замкнутая отшельница, которая понятия не имеет, что там лежит за моей Чертой безопасности.

– Если эти ворота распахнутся и наружу хлынет нечто гнусное, нас это не должно застать врасплох, – продолжает Зали. – Война за территорию на чьих угодно условиях, кроме наших собственных, сузит наши границы, в разы уменьшит население, отбросит нас на многие столетия назад. Никто этого не желает, и никто не желает жить в страхе, что вруки ворвутся в деревни и распотрошат наших близких.

Владыки кивают, их глаза становятся холодными и мрачными, а я стараюсь не угаснуть под меткими взглядами, которые осмеливаются задеть меня, живое напоминание о таком нападении.

– Итак, вопрос вот в чем… – Зали снимает желтовато-коричневый нагрудный знак и бросает его на стол. Он замирает рядом с ржавой решеткой, в считаных сантиметрах от того, чтоб провалиться в неизвестную бездну. – Будем ли мы сидеть сложа руки, пока наши меньшие деревни одну за другой уничтожают? Пока наших людей похищают или бросают растерзанными в полях, а всех выживших, но раненых мы вынуждены поить жидкой пагубой? Или мы объединимся, сплотим усилия, укрепим стены и будем готовы не только защитить свое, но ударить в самое сердце проблемы и обеспечить процветающее будущее наших земель?

Хватка на моем бедре становится крепче.

Рордин бросает на стол черный знак – тот, где выбит его символ, одинокий клинок, – и раздается приглушенный шум голосов.

Полный мужчина с рыжими волосами и кривой спиной встает с помощью двух мужчин помладше, одетых в такие же ржавые цвета. Вокруг глаз, что с нежностью смотрят на верховную владычицу Руста, запечатлены годы, и он тоже бросает на стол свой желтовато-коричневый знак.

– Мой регион невелик, и ресурсы ограничены с тех пор, как в мою деревню ворвалась стая шавок, но я с радостью исполню клятву, если придется.

Улыбка Зали выглядит скорее грустной, чем счастливой.

На стол падает все больше знаков, и я ловлю себя на том, что избегаю источника жаркого внимания, опаляющего мне