В комнате что-то промелькнуло, на мгновение перекрыв ей вид. Хелен отшатнулась от окна, испуганная, не уверенная в том, что увидела. Возможно, это просто ее собственная тень, отброшенная сквозь окно? Но ведь она-то не двигалась, а тень – да.

Она снова приблизилась к окну, на этот раз осторожнее. Воздух вибрировал: откуда-то слышалось гудение, но Хелен не могла понять, изнутри оно доносится или снаружи. Она снова припала лицом к грубым доскам – и неожиданно что-то бросилось к окну. Теперь Хелен вскрикнула. Изнутри кто-то царапал дерево когтями.

Собака! И большая к тому же, раз прыгнула так высоко.

– Дура! – громко сказала себе Хелен. Она неожиданно взмокла от пота.

Царапанье прекратилось почти так же неожиданно, как началось, но она не смогла заставить себя вернуться к окну. Рабочие, закрывшие квартиру, явно не проверили ее как следует и по ошибке заперли там собаку. Судя по услышанному слюнявому чавканью, она была голодна; Хелен похвалила себя за то, что не попыталась забраться внутрь. Животное – голодное и, возможно, полуобезумевшее в вонючей темноте – могло бы перегрызть ей горло.

Она посмотрела на заколоченное окно. Промежутки между досками были шириной едва ли в полдюйма, но она чувствовала, что по ту сторону стоит на задних лапах собака и наблюдает за ней через щель. Теперь, когда ее собственное дыхание успокаивалось, Хелен слышала, как та пыхтит; слышала, как она возит когтями по подоконнику.

– Чертова тварь… – сказала она. – Там и оставайся.

Хелен вернулась к калитке. Толпы мокриц и пауков, изгнанных из своих гнезд, когда сдвинулись мешавшие ковры, метались под ногами в поисках новой темноты, которую смогли бы назвать домом.

Хелен закрыла за собой калитку и как раз возвращалась к фасаду здания, когда услышала сирены: две мерзкие звуковые спирали, от которых волоски у нее на затылке встали дыбом. Они приближались. Хелен прибавила ходу и вошла в Баттс-корт как раз вовремя, чтобы увидеть, как несколько полицейских идут по траве за костром, а машина скорой помощи заруливает на тротуар и подъезжает к противоположной стороне двора. Люди высыпали из квартир и стояли на балконах, глядя вниз. Другие с неприкрытым любопытством обходили двор, чтобы присоединиться к растущей толпе. Желудок Хелен словно провалился в кишки, когда она поняла, что находится в центре общего внимания: дверь Анны-Марии. Полиция расчищала для врачей путь через толпу. Вторая полицейская машина заехала на тротуар следом за скорой помощью; из нее вышли два офицера в штатском.

Хелен подошла к краю толпы. Разговоры среди зевак были редкими и тихими; пара пожилых женщин плакала. Она взглянула поверх голов, но ничего не смогла рассмотреть. Повернувшись к бородатому мужчине, державшему на плечах ребенка, спросила, что происходит. Он слышал, что кто-то умер, но уверен не был.

– Анна-Мария? – спросила она.

Стоявшая перед ней женщина обернулась и сказала: «Вы ее знаете?» – почти благоговейно, словно говорила о любимом человеке.

– Немножко, – осторожно ответила Хелен. – Вы можете сказать мне, что случилось?

Женщина невольно прикрыла рот рукой, как будто хотела остановить слова, прежде чем те вырвутся. Но они все равно вырвались:

– Ребенок… – сказала она.

– Керри?

– Кто-то забрался в дом с заднего двора. Перерезал ему горло.

Хелен снова почувствовала, как ее прошиб пот. Перед глазами взлетали и падали газеты во дворе у Анны-Марии.

– Нет, – сказала она.

– Вот так.

Она посмотрела на трагическую актрису, пытавшуюся впарить ей эту отвратительную ложь, и снова сказала: «Нет». В это невозможно было поверить; и все же никакие отрицания не могли заглушить ужасного понимания у нее внутри.

Хелен повернулась к женщине спиной и выбралась из толпы. Она знала, что смотреть будет не на что, а если и найдется, видеть этого она не желала. Эти люди – все еще выходившие из домов по мере того, как распространялись новости, – демонстрировали аппетит, вызывавший у нее омерзение. Она не была одной из них; никогда не будет одной из них. Ей хотелось бить по этим жадным лицам, пока они не опомнятся; хотелось сказать: «Вы собираетесь подсматривать за болью и горем. Зачем? Зачем?» Но в ней не осталось смелости. Отвращение забрало у нее все, кроме сил на то, чтобы уйти прочь, оставив толпу развлекаться.

Тревор вернулся домой. Сам он не попытался объяснить свое отсутствие, но ждал, что Хелен начнет его допрашивать. Когда она этого не сделала, он пустился в развязное панибратство, которое было хуже выжидающего молчания. Она смутно понимала, что ее равнодушие, скорее всего, тревожило его больше, чем истерика, которую он ожидал. Ей не было до этого никакого дела.

Она настроила радио на местную станцию и ждала новостей. И они начались, подтвердив то, что сказала ей женщина из толпы. Керри Латимер умер. Неизвестный человек – или несколько – проник в дом через задний двор и убил ребенка, игравшего на полу в кухне. Представитель полиции озвучил дежурные банальности, назвав смерть Керри «чудовищным преступлением», а убийцу – «опасной и глубоко нездоровой личностью». В кои-то веки эти слова казались оправданными, и голос мужчины заметно дрожал, когда он говорил о сцене, увиденной полицейскими на кухне в квартире Анны-Марии.

– А чего вдруг радио? – беззаботно спросил Тревор, когда Хелен прослушала три новостные сводки подряд. Не было смысла в том, чтобы скрывать пережитое на Спектор-стрит; рано или поздно он бы все равно узнал. Она холодно и кратко рассказала ему, что случилось в Баттс-корте.

– Анна-Мария – это та девушка, с которой ты познакомилась, когда первый раз туда ездила. Я правильно помню?

Хелен кивнула, надеясь, что он не будет задавать ей слишком много вопросов. Она была готова разрыдаться и не собиралась давать волю слезам у него на глазах.

– Значит, ты была права, – сказал Тревор.

– Права?

– Там действительно водится маньяк.

– Нет, – сказала она. – Нет.

– Но ребенка…

Она встала и подошла к окну, глядя с высоты второго этажа на темную улицу внизу. Почему ей так сильно хотелось отвергнуть теорию заговора? Почему теперь она молилась, чтобы Перселл оказался прав, а все, что ей рассказывали, было ложью? Хелен вспомнила, как выглядела Анна-Мария тем утром: бледная, дерганая, она чего-то ждала. Девушка выглядела так, словно предчувствовала чей-то приход, поспешно изгоняя незваных гостей, чтобы продолжить ждать. Но чего ждать, или кого? Возможно ли, что Анна-Мария на самом деле знала убийцу? И, может, лично впустила его в дом?

– Надеюсь, они поймают этого ублюдка, – сказала Хелен, все еще глядя на улицу.

– Поймают, – ответил Тревор. – Это же детоубийца. Он для них будет в приоритете.

На углу улицы возник мужчина, обернулся и свистнул. К нему подбежала крупная немецкая овчарка, и они направились к собору.