Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, во всем. Сотрудничает со следствием. – И смущенно спросила: – Я тогда у Шапикова вашего дракончика видела. Не покажете мне всю коллекцию?
Я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли.
– Конечно, покажу! Вы кагор любите?
Тут меня ждало разочарование: утонченная красавица Вера Семеновна предпочитала водку. Ею нас в избытке снабдила тетя Нюра. Она и Антон немного посидели с нами, а потом ретировались: не слишком комфортно чувствовали себя в присутствии представителя закона. Мы остались вдвоем.
Вера оказалась отличной бабой, только все время говорила исключительно о работе.
– Мое твердое убеждение, что суды присяжных – зло. Кухарка не должна управлять государством. Отправлять правосудие должны специально обученные люди, имеющие опыт и работы, и жизненный. Включишь телевизор – там криминальные сериалы, криминальная хроника и новости, которые не лучше. «Шансон» разный, конкурсы блатной песни среди заключенных. Возьмешь газету – и там сплошная реклама «красивого» образа жизни, который никак не совместим с регулярной работой… Просто тотальная промывка мозгов получается!
Мне с трудом удалось отвлечь ее от производственной тематики. Драконы помогли.
– Какая прелесть! – восхитилась Вера.
– Игрушки для взрослых, – объяснила я.
– А почему только для взрослых?
– Ну и для детей тоже. Вот и для Карининой дочки такого смастерила. – Я запнулась: Карина тоже тут все смотрела…
– Слушай, а ты вот это продаешь? – Вера держала в руке дракона, еще не доделанного, без крыльев. Держала осторожно, словно он был живой и мог укусить. – Да небось?
– Вера, – я улыбнулась, – для тебя по цене материала, а учитывая, что материал… В общем, ткань я покупаю в «Мерном лоскуте», дешево совсем. Только клей дорогой.
– Так сколько? – нетерпеливо спросила она.
– Подарю, как доделаю. Ты именно этого хочешь? А то бери другого, вон уже совсем готовые есть. – Я кивнула в сторону подоконника, где выстроились в ряд крылатые монстры.
– Мне у этого морда нравится. – Она на секунду перестала быть слугой закона, а на ее лице промелькнуло девчачье выражение. – А крылья из чего будут?
– Из блестящего материала. – Я кивнула на шкаф. – Вон наверху лежит… – Я замерла. – Наверху лежит…
Я пододвинула табуретку и теперь царапала ногтями по краю пакета, пытаясь придвинуть его к себе.
– Эй, ты куда полезла?
– Хочу достать этот мешок.
– Зачем? Чтоб показать мне будущие крылья? Не надо: блестящие и блестящие.
– Нет. – Я так резко обернулась, что чуть не упала. – Карина заходила ко мне… Она смотрела драконов, оставалась здесь.
Я стащила мешок вниз и принялась распаковывать, разматывать разноцветные обрезки тканей: блестящие, матовые, золотистые и с разводами. Каких только диковинных чудищ не заказывали мне!
В ворохе разноцветных лоскутов лежал бланк. Нет, это был не вексель. Не доверенность на управление счетом. Он вообще никакого отношения не имел к банкам. Это было свидетельство о браке. На немецком языке, выписанное в протестантской кирхе в Москве. И еще пожелтевшая «Выписка из метрической книги о родившихся в 1916 году». Там стояло имя родившегося: Михаил, имена родителей: Анастасия (православного вероисповедания) и Петер Шольц (протестантского вероисповедания). Потом неразборчиво шли фамилии восприемников и дата крещения. Подпись священника. И стояла печать: на темном фоне храм с тремя главками.
– Значит, они все-таки были мужем и женой…
– Кто?
– Анастасия и ее немец, – выдохнула я. – Слушай, за это надо выпить!
Тут уже и кагор пошел на ура. Оприходовав бутылку, мы отправились купаться. На лестницу. Да еще, почитай, ночью. Одна и трезвая я бы ни за что не решилась, но после всего принятого… а Вере, казалось, сам черт был не страшен. Надо сказать, что опьянение никак не отражалось ни на ее походке, ни на четкости движений. Заплывать мы далеко не стали и через несколько минут выбрались на берег. Я завернулась в полотенце, а Вера замерла, прислушиваясь к ночным звукам.
Я любовалась ее точеным профилем и стройной фигуркой. Наверное, именно так должна выглядеть настоящая ведьма: холодная, белокожая, черноглазая брюнетка. Почему она, такая прекрасная, – и одинока? Мужика у нее нет. Как странно! Ну, у меня-то ясно, почему нет, а она такая…
Моя рука коснулась бутылки кагора. Там еще оставалось чуть-чуть, я сделала глоток прямо из горлышка и протянула Вере:
– Хочешь?
Она взяла у меня бутылку, поднесла ее к губам, сделала глоток, в лунном свете я видела, как дрогнула ее шейка… Я не знаю, как и почему это произошло, но нас обеих вдруг качнуло друг к другу, и я ощутила ее губы в миллиметре от своих. Я никогда раньше не целовалась с женщиной. Это оказалось очень приятно. Она была такая нежная, мягкая, вкусная, душистая…
И тут до нас донесся шум приближающегося автобуса. У нас оставалось минут пять, чтобы одеться и добежать до него.
Вера отпрянула и принялась торопливо натягивать шмотки на еще влажное тело.
– Ой, извини…
– Ты классная, Вера, – пробормотала я.
– Ты тоже классная, – улыбнулась она. – Знаешь, была бы ты мужиком, я бы за тебя замуж пошла. Точно, точно! А сейчас мне надо ехать. Автобус.
И с этими словами она быстро взбежала по косогору. Бежала она грациозно. Я смотрела ей вслед: легкая, изящная… Именно такая, какой я всегда мечтала быть. Потом натянула джинсы и майку и тоже пошла догонять.
Добежав до автобуса, Вера обернулась и крикнула:
– Кать, все это ерунда! Ты Пашке знаешь как нравишься! По-настоящему. Мужик он хороший… серьезный…
И скрылась в салоне. Автобус уехал. Почему-то мне захотелось плакать. Но ведь это совсем не в моем стиле, правда? Я зажмурилась и допила остатки кагора. Видела бы меня Анна Федоровна!
Но ведь мы еще встретимся! Вера же просила доделать ей дракончика. Значит…
Теперь у меня было время поразмыслить надо всем случившимся. История выходила довольно запутанная.
Майя Ивановна – слэшерка, или, как это еще называют, яойщица. Существует необъятная сеть Интернет, и в ней есть множество разнообразных клубов, сообществ по интересам и прочего. Люди там встречаются самые разные. Есть сайты, где творческие личности выкладывают свои рассказы и рисунки, не всегда благопристойного содержания. То, чем увлекалась Майя Ивановна, можно назвать эротическими рассказами с гомосексуальным уклоном.
Анна Федоровна, напротив, гомосексуалистов терпеть не могла. Она неоднократно высказывалась по поводу того, что зря была отменена статья за мужеложство.
Вот и решила Майя Ивановна подружку разыграть. Розыгрыш был задуман довольно жестокий: зная, как Анна Федоровна боготворит память Великого Поэта, Майя Ивановна сочинила письмо, из которого следовало, что гибель Поэта на дуэли произошла не вследствие того, что он приревновал свою жену к офицеру Жоржу, а из-за того, что гомосексуалист Жорж был влюблен в самого Поэта.