– Да? – Каныгина снова оглянулась на модельное агентство, покачала головой, потом выпалила с досадой: – Утверждает он! Да что он знает-то про свою жену! Поминки тут устроил… Визитками разбрасывается. Ладно, раз вы тоже не в теме, расскажу я вам кое-что. Только придется вас меня обедом угостить. Раскошелитесь?

– Не вопрос! – с энтузиазмом подхватила Наталья.

– Идемте. Знаю великолепное местечко. Не дешево, сразу предупреждаю. – Каныгина заторопилась, красиво идя рядом с Натальей. – Но то, что я вам сообщу, сразит вас наповал, это стоит всяких затрат. Так в какой больнице, говорите, лежит Митяй Кагоров?…

– Ты не поверишь, Наталья Евгеньевна, чьи пальцы оказались на пластиковой крышке того самого пузырька, из которого…

– Высыпали яд в бокал Кагоровой, – подхватила Наталья, с неудовольствием поглядывая на своего помощника. – А ты не поверишь, что я откопала в модельном агентстве Кагоровой Лилии, мой дорогой Вован! Странно, что ты этого не узнал! Очень странно, почему эта информация осталась от тебя сокрытой? Уж не потому ли…

– Хочешь сказать, что я там не был, – с кислой миной перебил ее Лесовский. – Был я там, Наталья Евгеньевна. Еще как был. Только говорить со мной там никто не стал. Ты видала тамошних красоток?

– Ну видела, и что?

– А то, что с типами, подобными мне, они говорить не очень-то желают. Им олигархов подавай, тогда взор мгновенно становится масляным и многообещающим. А я… Ну, порывался поговорить с одной, другой, третьей. Все как заведенные одно и то же твердят: хозяйка была великолепной женщиной, никого никогда не обижала. Ни с кем особо не конфликтовала, разве что в интересах дела. И так далее и тому подобное. А та перекачанная стерва, что сейчас ее обязанности исполняет, и вовсе затребовала повестку, а так, говорит, в приватном режиме болтать, у нее, мол, нет времени.

Наталья сменила гнев на милость. Был все же Лесовский в модельном агентстве, не слукавил, когда отчитывался, что ничего там не узнал. Зато у нее информация сродни разорвавшейся бомбе. Кто бы подумал, кто бы подумал…

– Так чьи на крышке пальцы, Вова? – спросила она безо всякого, впрочем, интереса.

Ничего нового отсюда она не ждала, но когда Лесовский сказал ей, чьи отпечатки пальцев оказались на крышке, и положил на стол официальное заключение повторной экспертизы, Наталья просто дара речи лишилась.

– Я не знаю, что теперь думать! – с плаксивой ноткой пожаловалась она своему помощнику. – Ну просто змеиный клубок какой-то! На колу висит мочало, начинаем все сначала! Что делать, Володь?! Если к концу недели не найдем преступника, то все…

– Что все? – Володя смотрел на нее хитрющими глазами, катая по столу карандаш.

– Можем смело с тобой писать рапорт об увольнении.

– Это мы еще посмотрим, Наталья Евгеньевна. Это мы еще посмотрим. Тут ведь еще кое-что имеется…

– Ну! Не тяни, мерзавец! Думаешь, мне легко, что ли?! – Наталья тут же снова вспомнила про Никиту, он так и не позвонил ей больше.

– У меня, можно сказать, вся личная жизнь под откос летит с этими господами!

– Ну, это ты загнула малость, Наталья Евгеньевна. Думаю, что все как раз наоборот, если твой Никитос…

Карандаш у Лесовского упал со стола и закатился под батарею, и он вместо того, чтобы объяснить ей, что такого он узнал про Никиту, полез за ним. Пыхтел там, согнувшись в три погибели так, что рубашка из брюк полезла, обнажив его спину почти до лопаток.

– Вова, сейчас пинка получишь! – пригрозила Наталья, подлетая к его столу. – Что там с Никитой?

– С Никитой? – он достал наконец карандаш, поднялся, шумно отдуваясь, начал заправлять рубашку в брюки, а сам все посмеивался. – С Никитой, Наталья Евгеньевна, все в порядке. И у вас с ним, думаю, все в порядке, раз он свою мать из соседнего района вызвал.

– Мать?! – ахнула она и попятилась. – Да ты что?! Зачем?!

– Ну как зачем? Думаю, познакомить вас решил. А если мужчина знакомит свою мать с женщиной, стало быть, у него на нее самые серьезные взгляды и намерения…

Вот почему он так странно разговаривал с ней, когда она ему позвонила. Вот оно, объяснение. Он встречал свою мать. И возможно, в этот момент был с ней на вокзале или в машине ехал, вез ее домой к себе. Или к ней? Он же мог и к ней ее привезти, раз пять дней в неделю ночует в ее квартире.

О боже мой! А она сегодня как раз постель не заправила. И на диване в гостиной скомканный халат оставила. Как выскочила из ванной, сбросила его с себя, помчалась в спальню одеваться, так он там и остался лежать.

Нормально! Вот свекровь посмотрит, порадуется, какая неряха ей в снохи достанется. Черт! И ведь в раковине три тарелки грязные остались. Две с ужина, одна ее утренняя из-под творога.

Нет, Никита не мог привезти свою мать к ней, к Наташе. Он не мог так сделать: без предупреждения, внезапно. Это… Это нечестно. Это подстава, как сказал бы Лесовский…

А тот тут как тут, начал пальцем у нее перед глазами поводить туда-сюда, как психолог. И что-то говорит, говорит.

– Ну, чего тебе, Володя?! – воскликнула она, оттолкнув в сердцах от своего носа его руку.

– Машинку, кажется, нашли, – скромно потупил он глаза, в которых вовсю сновали бесы.

– Какую машинку?

О чем она могла теперь думать, кроме как не о Никите и его матери. Только эти два человека сейчас занимали ее сознание, все остальное неразрешимое и загадочное отодвинулось куда-то очень, очень далеко.

Вот вернется она с работы, а они в ее квартире. Что делать-то?! Что говорить? Как вести себя? И надо бы что-то купить по дороге. А что? Она совершенно не знает, как вести себя в этой ситуации, совершенно! Ну, Никитос, ну устроил сюрприз! Неужели предупредить не мог?! Хотя, если бы предупредил, было бы еще хуже. Она за неделю, а то и за месяц начала бы трястись и изводить его вопросами.

Нет, ну молодец все же, а! С ней еще ни о чем таком не говорил. Предложения не делал, а уже маму притащил. Так, по дороге из кардиологического отделения до дома, где убили Таисию, что-то говорил про детей и все такое, но конкретного-то предложения ей не делал. А она вот возьмет и не пойдет за него…

– Еще как пойдешь, – хихикнул Лесовский возле самого ее уха.

Она что же, уже вслух начала говорить?

– Куда пойду? – встряхнулась Наталья и полоснула по Володе суровым взглядом, чтобы неповадно было, заодно не грех и о субординации напомнить.

– Замуж за Никитку своего пойдешь, Наташенька, – совсем не испугался ее суровости Лесовский. – Потому что любите вы друг друга, и жить вам вместе надо.

– Любите! – фыркнула Наталья, возвращаясь за свой стол. – Много ты знаешь! Я-то может и люблю, врать не стану. А вот он…

– Да он с ума по тебе сходит! – закричал Лесовский, тут же опомнился, опасливо покосился на кабинетную дверь и чуть понизил голос. – Да он совершенно голову потерял, Никитос твой. Если на телефон долго не отвечаешь или уехала на вызов, он места себе не находит.