– Ой, кого я вижу! Небось, женишок к Ульке нашей приперся чуть свет. Не мог вечера дождаться, да?

– Дык ты к калмычке нашей, паря, заявился? – вступил в разговор караульный. – Вот бы не подумал! Ладно бы, коль к кому другому, а то… нашел… нерусь косоглазую…

– А как ты сам ее, Никитка, лапать пытался, забыл уже? Твое счастье, что барыня не обкрутила вас тогда. Сейчас бы нянчил детишек черненьких. Ой, жаль… – тут же поставила на место бывшего кучера словоохотливая деваха.

Сашка слушал их перебранку и не знал, как ему быть: то ли повернуться и уйти, то ли дождаться вечера и через кого-нибудь вызвать Ульянку. Но тут только что насмехавшаяся над ним Аглая неожиданно заявила:

– Ладно, так и быть, вызову зазнобу твою, только от ворот отойди, а то этот зверюга еще набросится на тебя. Он у нас словно порченый стал, как барыня его на цепь посадила. Не вздумай связываться – загрызет! – и с этими словами она юркнула обратно во двор.

Сашка решил послушаться ее совета и перешел на другую сторону, где и стал поджидать Ульянку. И та вскоре выпорхнула через небольшую калитку, которой пользовалась прислуга, и побежала к нему навстречу.

– Пришел, значит, – то ли спросила, то ли сообщила очевидное и заговорщицки подмигнула. – А этот пускать не хотел, да?

– Не хотел, – подтвердил Сашка, невольно оробев и не зная, как себя вести. – Так я бы все одно дождался кого и вызвал тебя. Я от своего не отступлюсь.

– Оно хорошо, что такой, – широко улыбнулась та.

– Может, погулять сходим куда? Правда, я город почти не знаю. Так ты подскажешь, куда тут пойти можно.

– Ой, нельзя мне, не отпросясь у барыни, идти. Разрешения у нее надо спросить, а то она хоть и добрая, но ежели осердится, то и наказать может. Ты пока вот держи корешки, что обещала тебе, а завтра приходи ближе к вечеру. Барыня в гости собирается ехать, может, мне и удастся ненадолго отлучиться. А коль не выйдет, то приходи опять на рынок в воскресный день, мы опять туда пойдем.

С этими словами она вынула из-под наброшенной на плечи накидки небольшой узелок и протянула его Сашке и вновь лучисто улыбнулась.

– Благодарствую, – проговорил тот. – Как тебя отблагодарить за это? Может, помогу чем?

– Успеется, – вновь широко улыбнулась она. – А сейчас мне пора, а то хватятся, искать начнут. Барыня не любит этого, – и она, махнув ему рукой на прощание, стремительно помчалась обратно. Пробегая мимо караульного, она погрозила ему своим маленьким кулачком и скрылась за негромко скрипнувшей калиткой.

А Сашка еще какое-то время постоял, вертя в руках врученный ему узелок, а потом глубоко вздохнул полной грудью пьянящий весенний воздух, блаженно улыбнулся и зашагал обратно, надеясь, что теперь уже ничего не помешает ему встречаться с Ульянкой, какую бы охрану ни выставили у ворот. Он за эти несколько лет, проведенных в Пруссии, всякого навидался, а уж с этим караульным или с кем другим и подавно совладает и своего добьется. От Ульянки ни за что не отступится.

Вскоре вернувшись на квартиру, Сашка застал там офицера, встреченного им на рынке, Аполлона Ушакова. Он мирно беседовал с его хозяином о каких-то своих делах, и все, что Сашке удалось услышать, это упоминание о том, что новый император собирается сослать свою жену в монастырь, а то и вовсе арестовать и поместить в крепостные казематы Шлиссельбурга. Но Сашке было абсолютно все равно, как поступит император со своей женой, поскольку он пока что был человек неженатый, и до чужих жен ему дела никакого не было. А вот взять в жены такую девчонку, как Ульянка, он был не против. Но только как ее забрать от графини Апраксиной, ежели она и шагу без ее ведома ступить не может? С этими мыслями он принялся растапливать печь, чтобы приготовить хозяину обед, иначе опять крику не оберешься. А с мыслями об Ульянке заниматься делами по хозяйству ему было легко и необременительно.

1

Мирович, проводив Ушакова, засидевшегося у него допоздна, тут же потребовал обед, а затем прилег на застеленную кровать и принялся размышлять над тем, что он узнал от словоохотливого Аполлона. Первая из них касалась Екатерины Алексеевны, ставшей после воцарения ее мужа императрицей. Только вот со слов Ушакова, служившего теперь в Петербурге, а потому все последние придворные новости знавшего, выходило, что недолго ей оставаться при этом звании. Муж задумал сослать ее в Шлиссельбург, где для нее уже строится специальный дом на одиннадцать комнат. Сам же император обзавелся любовницей, Елизаветой Воронцовой, старшей сестрой той самой Катеньки Воронцовой, что проведывала его после ранения, когда он находился на излечении в доме Елагина. Сама же Катенька теперь замужняя дама и носит мужнину фамилию – Дашкова.

«Вот ведь как оно в жизни выходит, – думал Василий, покуривая короткую солдатскую трубочку. – Удостоила меня судьба знакомства с будущей государыней. Раньше, в Ораниенбауме, она вела себя иначе и могла запросто говорить с любым и каждым. А теперь… Императрица!!! Поди, пробейся к ней через охрану из гвардейцев, тем более мужнины соглядатаи бдят за ней и день и ночь. Все! О ней, как и о Катеньке Воронцовой, нужно теперь забыть накрепко…»

Потом ему вспомнились слова Ушакова, будто бы у Екатерины Алексеевны есть нужные люди в гвардейских полках, какие-то братья Орловы, которые вряд ли дадут ее в обиду. Василий не поверил его словам и спросил:

«Как они могут пойти против воли императора? Да будь они хоть трижды гвардейцы, а с императором им не совладать. Тот, ежели что захочет, хоть звезду с неба достать, то сотня охотников найдется, лишь бы волю его выполнить», – возразил ему Василий.

«Вот именно, сотня. Может, две, да хоть тысяча охотников, а с гвардией им силушкой мериться и думать нечего. Ты человек сторонний и всех дел местных знать не можешь», – отвечал ему тот почему-то шепотом, хотя в тот момент они находились одни в доме.

«Ты хочешь сказать, коль Катерину Алексеевну сошлют в крепость, то они ее оттуда вызволят?» – пытался узнать как можно больше Василий.

Но Ушаков взмахнул обеими руками и неожиданно заявил:

«Забудь обо всем услышанном, то мои досужие домыслы. И не более того. Хоть новый император и разогнал Тайную канцелярию, но доносчиков меньше не стало. А дойдет туда, – он поднял указательный палец вверх, – возьмут нас с тобой как миленьких и – на дыбу. Тогда не только сознаемся в том, что было, но и в том, чего никогда не было. Чуешь?»

Потом вернулся домой Сашка, и при нем они уже не говорили столь откровенно, а переключились на разговоры о Шляхетском корпусе, где и кто служит из бывших кадетов. Лично Василий встречал некоторых из них во время Прусского похода, но поговорить было некогда, а потом следы их затерялись. Может быть, половины из них теперь в живых нет, как знать.

Василий хотел отправить вернувшегося Сашку в лавку купить вина, но поскольку с деньгами у него было трудно, то спросил об этом Ушакова, надеясь на покупку вскладчину. Но тот лишь рассмеялся, заявив, что давно бросил это дело, поскольку в ведомстве, где он служит, на людей подвыпивших смотрят косо и вскоре они оказываются переведенными куда-нибудь в тьмутаракань, откуда вряд ли скоро вернутся обратно. Настаивать Василий не стал, и вскоре их беседа сама по себе заглохла, и Ушаков собрался уходить.