То была первая девушка, обратившая на него внимание, а большего Саньке и не требовалось. Он готов был на другой день с утра пораньше бежать на розыски ее, но, начав одеваться, он вдруг обратил внимание на свою одежду, чего с ним ранее никогда не случалось, и пришел к выводу, что для столь важной встречи она совершенно не годится. Если сапоги он регулярно смазывал дегтем и натирал до блеска суконкой, то кафтан и штаны требовали иного подхода, поскольку изрядно пообтрепались и местами просвечивали едва ли не насквозь.

Он кинулся к походному сундучку, где хранилась поношенная хозяйская одежда, и начал выкладывать все, что в нем находилось, на пол. Долго смотрел на кучу рваных и изрядно заштопанных им же рубах, жилетов, камзолов и прикидывал, нельзя ли использовать целые куски от них для ремонта своего костюма. Поскольку иного подручного материала у него под рукой не было, он достал из заплечной сумки необходимый инструмент и принялся распарывать хозяйские вещи, которые тот когда-то приказал ему выкинуть, но он их сохранил и теперь надеялся использовать с пользой для себя.

Затем цыганской иглой, куда была вдета просмоленная льняная нить, принялся подшивать отпоротые им куски изнутри к своей прохудившейся одежонке, надеясь хоть так скрыть дыры и протертые места. Закончил работу Сашка лишь к вечеру и натянул на себя подновленный его стараниями наряд. Прошелся по кухоньке и понял: все старания его оказались напрасны. Зауженный кафтан не позволял поднять вверх руки или свести их вместе. А когда он попробовал присесть на лавку, то штаны начали жалобно потрескивать, грозя лопнуть в самом неподходящем месте. Но самое главное, что передвигаться он мог лишь мелкими шажками, поскольку пришитая им изнутри поддевка мешала шагать обычным шагом.

За этим занятием и застал его Мирович, до того лишь несколько раз заглядывавший на кухоньку, интересуясь, скоро ли будет готов обед. Сашка обещал сготовить что-нибудь на скорую руку, как только закончит свою работу. Потерявший терпение оголодавший хозяин, просидев весь день в бесполезном ожидании, злой на весь мир и на своего денщика в первую очередь, заявился вновь, чтобы устроить ему разгон. Но, увидев Сашкин наряд, залился неудержимым смехом.

– Чего не так? – смутился новоявленный портняжка. – Плохо сидит? Из чего мог, из того и сработал. Вы же мне за все время, что при вас состою, ничегошеньки не покупали, вот и обносился до последней нитки, стыдно на люди показаться… – извиняющимся тоном попробовал оправдать свое неумение Сашка.

– Так ты сам не просил, а мне и в голову не приходило обряжать тебя, деньги тратить. Поди, знаешь мое положение.

– Вот я и спробовал одежонку свою поправить, как умею, да чего-то не вышло. Вам со стороны виднее. Скажите, сгодится или как?

– Огородным пугалом стоять меж грядок – вполне сгодится! Всех ворон распугаешь и соседей тоже.

– И как быть? Чего одеть на себя? В рванье своем из дома и шагу не сделаю! – впервые за все время своей службы Сашка вспылил и ничуть о том не жалел. Если прогонят его, то и слава Богу, ему же легче. Он и сам по себе проживет как-нибудь, сыщет работу не такую хлопотную и, глядишь, поприбыльней, нежели в денщиках без сна и отдыха круглосуточно состоять.

– Цыц, расшумелся тут! – прикрикнул на него Мирович. – Раньше думать надо было, когда в Пруссии стояли. Можно было возами одежду брать, какую хошь…

– А кто вещи те на продажу носил? Да кому-то деньги отдавал, чтоб с долгами карточными расплатиться? – с издевкой спросил Сашка, не желая сдаваться.

– Чего о том вспоминать? Что было, то прошло. Сейчас придумаем что-нибудь, есть у меня кое-что. Глядишь, сгодится, – отмахнулся от Сашкиных слов Мирович и ушел в свою комнату. Вскоре он вернулся, неся в руках синего сукна камзол и белые гусарские рейтузы, расшитые желтыми галунами. – Примерь. Надеюсь, подойдет, – кинул вещи на лавку и вновь ушел к себе, крикнув оттуда: – Если через час еды никакой не будет, пеняй на себя. Самого в печь засуну.

– Да есть у меня еда, есть, – подал Сашка голос, торопливо примеряя принесенную одежду, оказавшуюся ему как раз впору.

И лишь на следующий день он в новом, до неузнаваемости изменившем его наряде отправился в центр города с твердым намерением отыскать дом Апраксиных и вызвать Ульянку, как он ласково называл про себя. А может, даже и прогуляться с ней до ближайшего трактира или дешевой харчевни, коих в столице наверняка великое множество.

Требуемый дом ему удалось найти лишь после многочисленных расспросов случайных прохожих, которые, к великому Сашкиному изумлению, даже не слышали о таких знатных господах. Наконец одна неспешно ковыляющая старушка доходчиво объяснила ему, что старого апраксинского дома, построенного в незапамятные времена, давно не существует, и теперь на его месте стоит новый дворец. У Сашки глаза на лоб полезли, и он уже было решил, что девушка специально неправильно назвала ему свое местожительство, чтоб покуражиться. Но далее все та же старушка растолковала, что вдова генерал-фельдмаршальская Аграфена Леонтьевна жительствует на соседней улице, а знает она о том, поскольку исправно носит в их дом свежие куриные яйца и платят ей за то не только добрым словом, но и звонкой монетой. Обрадованный Сашка поклонился в ноги сердобольной женщине и со всех ног бросился в направлении, которое она ему указала.

Подойдя к воротам, он хотел было войти во двор, как неожиданно услышал грозный окрик:

– Кто таков? Куда прешься, не спросясь? А ну, проваливай, пока цел!

Сашка глянул по сторонам и увидел сидевшего на лавочке возле ворот неказистого рыжеватого плотного мужичка, державшего в руках суковатую палку.

– Дяденька, так я это, в гости пришел… – растерянно проговорил он, не ожидая столь недружелюбного приема.

– Я те не дядька, а ты мне не племянничек никакой, – пристально разглядывая его, проговорил сквозь зубы мужичок. – Сказывай, к кому пришел и по какой надобности.

– Знакомая тут у меня имеется, – не желая называть имя девушки, переминался с ноги на ногу Сашка. – Если нельзя войти, то извольте мне вызвать ее сюда.

– Как же я те ее вызову, когда имечко ее не говоришь, – с издевкой откликнулся караульный, о чем Сашка только сейчас догадался. Но что-то мешало ему произнести имя девушки, поскольку он мигом сообразил, что порядки здесь суровые и он может подвести Ульянку. Потому он попытался увести разговор в сторону и зашел издалека:

– А ты мне, мил человек, скажи, что за девушки у вас тут жительствуют, а я уж сам решу, кто из них мне нужен.

– А ты, паря, хитер, как погляжу. Хочешь узнать от меня то, чего сам не знаешь, а как выведаешь, на ус намотаешь и ночью залезешь в господский дом с воровством своим. Видали мы таких, проваливай, пока людей не кликнул и не скрутили тебя, а потом посадим в подвал и дознание проведем. Тогда все расскажешь – чего на уме держишь и какое темное дело задумал.

Неизвестно, чем бы закончилась их беседа, если бы на улицу не вышла девушка из числа тех, что видела его на рынке. Она стрельнула глазами в Сашкину сторону и хитренько улыбнулась: