– Это зависит от женщины. Ладно, я пойду освежусь, а ты смотри новости – может, будет что-то интересное.

И она ушла, захватив сумочку.

Вернулась Эрника через четверть часа, закутанная в простыню, как в какую-то экзотическую одежду. Тапочки на ногах делали ее такой домашней и трогательной, что Брейн не удержался от умильной улыбки.

Она положила сумочку на кресло, а платье – на его спинку. Потом подошла к столику и села на узкий диванчик рядом с Брейном.

– Так что ты говорила про мой взгляд? – напомнил он, подавая ей «оранж».

– Забудь, это просто женская болтовня.

– Ну а про то, что я слишком выделяюсь?

– А вот с этим нужно что-то делать, – кивнула она и попробовала «оранж». – О! Просроченный! Обожаю просроченный, у него появляются какие-то дополнительные вкусовые нотки. Ты не замечал?

Она откинулась на спинку дивана и прижалась к Брейну.

– С тобой так хорошо и спокойно.

– Теперь я буду обращать на это внимание. Я и на сроки годности не особенно-то глядел, этот запас мне достался от предыдущего жильца.

– Полицейский должен уметь быть незаметным.

– А я говорил, что я полицейский?

– Я же видела тебя в отделении.

– Я был в гражданской одежде.

– Томас, ты видел себя со стороны? Ну хотя бы в зеркало ты смотришься?

– Ну… – Брейн провел ладонью по щеке. – Я брился позавчера.

Эрника засмеялась и чмокнула Брейна в щеку.

– Я не об этом.

– Ну да, я инспектор по безопасности.

– А еще ты очень горячий инспектор, – заметила она и коснулась его лба рукой. – Ты не заболел?

– Нет, я вполне здоров. Тридцать шесть и шесть – нормальная температура.

– Нормальная – тридцать пять, вообще-то.

– Нормальная тридцать шесть и шесть… – повторил он, впрочем, уже не так уверенно.

– Я медик, Томас, я лучше знаю. И вот еще что… – она качнулась на диване.

– Пора спать?

– Да, но диван узок, поэтому я лягу на твоей тахте, а ты на диване.

– А вместе мы не ляжем на тахте?

– Нет, не ляжем.

– Потому что тахта узка для двоих?

– Потому что мы едва знакомы, Томас, здесь так не принято.

– Век живи – век учись, – вздохнул Брейн, поднимаясь. – Пойду и я на водные процедуры. А ты смотри новости – может, скажут что-то интересное.

И он смахнул со стула брошенную куртку, на самом деле забирая вместе с ней пистолет. В конце концов они едва знакомы.

В ванной, взглянув на счетчик, Брейн выяснил, что красавица потратила воды на двадцать чаков. А с другой стороны, такая королева стоила куда больших денег, и, вздохнув, Брейн полез под струи унылого водозаменителя.

Когда он вернулся, обе постели были уже застелены.

«Хозяйственная», – подумал он.

– Тебе завтра рано уходить? – спросила она уже с тахты, на которой выглядела на удивление гармонично.

– Да, рано.

– А мне еще раньше. Я тогда просто захлопну дверь.

– Хорошо, – сказал Брейн. Потом выключил свет и лег. Он умел быстро, по-военному, засыпать, поэтому голос Эрники прозвучал неожиданно. – Что? – спросил он.

– Я спросила: неужели ты не придешь?

– Но… ты же сказала, что здесь так не принято.

– Да. Но ты же приезжий, ты мог не знать. И вообще, я что же, зря в этот районище тащилась?

«Принцесса, ничего не поделаешь», – подумал Брейн, перебираясь на тахту, к горячей Эрнике.

– Ты мне очень нравишься… – прошептала она. – Ты весь такой мужественный… И надежный…

И что делать – Брейну пришлось соответствовать.

А потом она уснула на его руке, и ему пришлось осторожно высвобождаться, чтобы вернуться на свой диван, потому что рядом с Эрникой не спалось: она действовала на него, как таблетка кофеина.

Едва коснувшись головой подушки, он провалился в сон, почти сразу попав в какой-то кошмар.

Он видел то змеиные, то кошачьи глаза с узкими зрачками, он чувствовал, как его стягивает кольцами гигантская змея или даже осьминог – вяжет своими тягучими щупальцами.

Когда-то Брейн смотрел фильм про гигантских осьминогов, и эти образы частично были списаны с тех его воспоминаний.

Брейн боролся, пытаясь высвободиться из жутких объятий, а когда наконец вырвался, щелкнул несработавший будильник, и этого хватило, чтобы очнуться ото сна.

Понимая, что не выспался, Брейн, почти не открывая глаз, сразу прошел в ванную и включив максимально холодный водозаменитель, постоял под его струями, но, как обычно, это не помогало взбодриться – пришлось потратить немного драгоценной воды.

Она вернула Брейну бодрость, и, привычно глянув на счетчик, он выпучил от удивления глаза – откуда такой расход?

И еще – откуда эта ноющая боль в груди и ребрах? Последний раз он чувствовал себя так на тюремном корабле, после боя с роботом. Тогда они столкнулись так, что кости трещали.

«Может, в аварию попал?» – предположил Брейн, возвращаясь в комнату.

– Так, а это почему? – удивился он, увидев, что спал на узком и неудобном диване вместо тахты.

Заметив на столике какой-то неизвестный предмет, Брейн взял никелированную коробочку и внимательно осмотрел ее. Где-то он уже видел что-то подобное, но где именно, сразу вспомнить не смог.

Потом взял со столика записку на квадратике розовой бумаги.

«Милый, это тебе подарок».

– Так, – произнес Брейн, усаживаясь на тахту. Потом понюхал записку – она пахла какими-то дивными духами, и это позволило Брейну вспомнить какие-то обрывки этой ночи. Жаркий шепот, горячие губы, выгибающееся тело. – Да, здесь определенно была женщина. И, похоже, у нас был спарринг, – добавил он, потирая будто отбитую грудину.

Потом поднялся, заглянул в шкаф – в прежде пустом отделении теперь лежал комплект использованного постельного белья.

Мозаика начинала складываться.

Брейн посмотрел на часы – половина седьмого утра. Когда же она ушла? Вчера вечером? Ночью? Нет, едва ли он отпустил бы ее ночью. Но почему он ничего не помнит, может, она его опоила?

Брейн сбегал на кухню – никакой грязной посуды не было.

Что ж, она могла уничтожить все следы.

– Оружие! – вспомнил он и помчался в прихожую, где висела куртка и кобура под ней. Но «девятка» оказалась на месте, а магазин – полон.

Вернувшись на кухню он, почти не глядя, забросил в мейдер какой-то картридж, залил водой кубик «кофейный аромат» и вернулся в комнату к столику, где лежал странный прибор.