– От этой-то красоты я и ослепла.

– Это да. От нее не только ослепнуть, вообще ох… можно! Ой, – он деланно смутился. – Простите, вырвалось. Представляешь, этот архипелаг только в 1873 году открыли, он не исследован почти!

– Наши открыли? – как воспитанный человек, я предпочла не заметить эскулаповский мат.

– Нет. Врать не буду. Австрийцы. Вейпрехт и Пайер. А Нансен тут в 1895 году всю зиму провел.

– А наши?

– Чего – наши? Наши вон, Шпицберген открыли, все про это знают, а считается, что норвежцы. Рекламировать мы себя не умеем! Дело сделали, и все. А документ, там, какой-нибудь составить. Обидно даже. И тут, у полюса, знаешь, сколько народу шарилось? Тьма! Все хотели до макушки мира добраться, да не вышло. Большинство погибли. Норвежцы выжили, потому что избушку соорудили и всю зиму охотились на песцов и белых медведей. Через сто лет, в 1990-м, остатки их хижины случайно нашли. Там мемориальный столб установили.

– Кому?

– Норвежцам, кому еще? Хотя, вообще-то, он считается памятником всем покорителям Арктики.

– И нашим?

– И нашим, наверное. Да какая разница? Арктика – она общая, на всех хватит! Про документы я так, для истории сказал, чтоб потомки знали, кто что открыл, а на самом деле – без разницы.

– Не скажи! Тут на шельфе столько богатств, что каждый присосаться норовит! Двадцать пять процентов мировых запасов.

– Тебе что, жалко?

– А тебе – нет?

– Ты про политику, что ли, пишешь?

– Нет, почему.

– А чего тогда пургу несешь? Неужели непонятно, что в одиночку с Арктикой ни одна страна не справится? Люди, наоборот, должны объединиться, чтоб тут работать, а не рвать друг у друга кусок из горла. Тут, может, все разгадки Земли упрятаны и не откроются никому, пока мы башкой думать не начнем, а не как сейчас – задницами и кошельками. Короче, если ты из этих, ну, которые Арктику как полигон рассматривают, лучше слепой оставайся. А то распишешь, как тут здорово, еще больше народу попрется.

– Да нет, не бойся, – утешила разволновавшегося доктора я. – Ты думаешь, меня нефть или газ интересуют? На фига они мне! Тут же, подо льдом, древняя Арктида находится. Протоцивилизация, праматерь человечества. Гиперборея. Слышал?

– А. Ну да, слыхал. Так это – сказки. Ты фантастику, что ли, пишешь? Тогда ладно. А вот ты еще напиши, что Арктику беречь и охранять надо. Она же баланс климата на Земле обеспечивает. А мы ее постепенно в помойку превращаем. Жалко, ты сегодня не увидишь, не сможешь, мы в бухту Тихая зайдем. Там есть такая скала – Рубини, на ней гнездятся полярные птицы. Слышала, наверное, про птичьи базары? Я тебе потом на видео покажу, сам снимал. Это вообще оху… фантастика, короче! Их там – сотни тысяч! Разные! Своя жизнь, свой порядок, как на другой планете. Смотришь и думаешь, кто из нас разумнее, мы или они. Птенцов выхаживают, друг друга подкармливают, целуются. Ни драк, ни ссор. Мир, счастье и гармония. Я думаю, они тут специально селятся, чтоб от людей подальше, чтоб наша зараза человеческая в их мозги не проникла. Типа, охраняют себя от нас.

– Ты так птиц любишь?

– Я природу люблю. А тут она особенная. Очень нежная и совсем незащищенная, как малыш-грудничок. Знаешь, у младенцев такой родничок есть на темечке? Его просто глазом не видно, вроде черепушка и черепушка. Руку приложишь, а там под тонкой кожицей жизнь бьется. Не дай бог этот родничок поранить, самое важное место у маленького человечка. Вот мне кажется, что Арктика на нашей земле – это тот самый родничок. Только вместо кожицы тут лед, чтоб от вмешательства защититься.

– А ты Арктикой давно увлекаешься?

– С детства. У меня отец полярником был, мать – врачом. Вот я и совместил.

– А белых медведей и моржей тут много?

– Как в городе собак бездомных! Доверчивые такие, любопытные. Мишки иногда во время стоянки прямо к борту подходят. Чуть ли не с руки покормить можно. Представь, встанет такой мохнатый громила на задние лапы и так пристально тебе в глаза смотрит.

– Зачем?

– Изучает, с чем пожаловали.

– Медведь – человека?

– Ну! А ты что, думаешь, что это мы их изучаем? Дудки! Нам просто так думать хочется. Типа человек – царь природы! Тут, в Арктике, человек – никто. Снежинка на льдине. Наступил мишка лапой случайно, и все, нет снежинки.

– А что они любят?

– Мясо, рыбу, фруктами не брезгуют. Вот, слышишь, ледокол остановился. Это мы к базальтовому утесу подошли. Тут прямо в океан несколько ледников спускаются. Красота невероятная. Водопад когда-нибудь видела? Вот представь, если всю эту массу текущей воды в один миг заморозить! Прямо на лету! Да, конечно, не вовремя тебя на палубу вынесло! Сейчас по плану вертолетные экскурсии, с высоты такие виды открываются, ни в одном кино не увидишь.

– Увижу! Скоро. Тут кино снимать будут. Как раз про Арктиду. Блокбастер.

– Наши?

– Голливуд.

– Хочешь, голову положу: ни хрена они тут не снимут!

– Почему?

– Арктика не даст.

– Почему?

– Чего ты как попка: почему да почему? Живая она, Арктика. У нее надо разрешение получить, а люди как танки, напролом норовят. Она и мстит. Вот увидишь, как только снимать начнут, сразу погода испортится, а без погоды тут всем твоим голливудам – кранты.

– Ну, там техника такая, все можно на компьютере сделать, никто и не догадается.

– Вот пусть и делают. А сюда лезть нечего. Пока не научимся Арктику уважать, она ни одного своего секрета не откроет. Зуб даю!

– А сам полюс, он чем-то особенным отличается?

– А то! Представь, стоишь на полюсе, а со всех сторон – сплошной юг. И ветер дует на тебя сразу со всех сторон.

– Это как?

– Да вот так! Сама увидишь. Описать невозможно. И звезды всегда стоят на одном месте. А Полярная – будто гвоздем к небу прибита – все время над головой. Макушка мира. Родничок, я же говорил. Но главное не это. Главное, что там вдруг появляется ощущение абсолютного счастья!

– Откуда?

– Отовсюду! От неба, снега, льда, воды, воздуха. Я и сам не понимаю. Но это ощущение возникает абсолютно у всех! У всех! Хочется петь, плясать, обниматься, целоваться – любить весь мир. Помнишь, я про родничок говорил? Мне кажется, что это ощущение идет именно оттуда, из макушки Земли. Такая концентрация любви, такой восторг! Сама завтра поймешь, о чем я.

За время нашей увлекательной беседы Жора успел еще раза три закапать мне в глаза лекарство и поменять компрессы, потом долго обедал, приказав мне лежать в одиночестве и не двигаться.

– Ну что, путешественница, – вернулся он, лоснясь голосом после, видимо, обильной и вкусной пищи, – проведем эксперимент? Я сейчас окошки закрою, чтоб темно было, а ты, наоборот, откроешь глаза. Если повезет и что-то увидишь – будешь жить. Нет – спи до завтра. Торопиться все равно некуда, Землю Франца-Иосифа мы уже прошли, на вертолетах богатенькие буратинки покатались, меж торосов погуляли, мишек и моржей на видео поснимали. Сейчас послеобеденная сиеста. Ты с голоду-то не помираешь?