– Ладно уж. – Вацлав понимающе покивал и добавил, понижая голос: – В следующий раз обращайся ко мне, что-нибудь придумаем. Не в пример Мартине, которая сожрет нас всех, если мы провалим эксперимент. Видела ее мину, когда Эррата кружилась возле шестерки?

Яблонская поблагодарила и отошла. Духновский взглянул на Нижинского, отметив, что это серьезный человек, но, хотя и демонстрирует спокойствие, буквально кипит от волнения, что настолько важный эксперимент пойдет как-то не так. В этом случае осмология как наука в очередной раз стала бы посмешищем. У метода и так был довольно сомнительный «пиар», подрывающий репутацию. После знаменитого судебного поражения в деле об убийстве Войтека Круля[25]большинство следователей ставило эксперименты с запахами на уровень гаданий или еще ниже. Выводы о необходимости принять на работу сумасшедшего, коим Духновский считал самого знаменитого ясновидящего Польши, делались все чаще.

Причины были самые прозаические. Человек не в состоянии подтвердить осмологические исследования. Даже самые образованные специалисты, работающие в этой области, могли выполнить только определенный набор функций. Они организовывали исследование, записывали его результаты и, прежде всего, следили за тем, чтобы хвостатый эксперт определил, соответствует ли запах подозреваемого тому, который полиция сняла на месте происшествия, и тому, который мог происходить исключительно от убийцы. Все зависело на самом деле от собаки, хотя четвероногого коллегу осмологов совершенно не интересовало, с какой целью используется его нос и насколько важно его мнение для следствия. Он вилял хвостом, пожирал колбасу и выполнял самые трудные задания только затем, чтобы его кинолог по окончании эксперимента немножко с ним поиграл. Его заслугой было то, что он имел нос в сотни тысяч раз более чувствительный, чем у человека.

Конечно, ни один из следователей не оспаривал этих его качеств. Даже если бы удалось улучшить секвенатор[26], прибор для считывания запахов, собачий нос, вне всяких сомнений, будет более эффективным. Хотя бы даже потому, что собака бывает в разных средах, сталкивается с множеством новых запахов, при этом каждый из них запоминает и может распознать запахи даже по истечении довольно длительного времени. Секвенатор позволяет анализировать результаты и определять конкретные запахи, причем называет их состав, но, как любой прибор, не развивается, не обновляет систему без участия обслуживающего его персонала. Каждая новая комбинация должна быть записана в его памяти. В свою очередь, возможности собаки здесь неограниченны.

Проблема заключалась в другом, и в этом следователи усматривали слабость метода. Выбор собаки невозможно было проверить. А с каких это пор порядочный страж правопорядка должен воспринимать всерьез мнение эксперта, который обжирается колбасой и гоняется за мячиком. Это всего лишь живое существо. Оно имеет право ошибаться по причине плохого самочувствия или просто нежелания работать. Кроме того, никто не может гарантировать того, что собака не обманывает, с целью получить похвалу от своего кинолога. Поэтому запах, даже если он является главным следом преступника, в деле по-прежнему фигурирует как косвенное доказательство.

– Посмотрим, как она справится, – прервал размышления Духновский. Он не собирался поддерживать осмологов, просто ему было интересно.

– Конечно, хорошо, а почему она не должна справиться? – пожал плечами Вацлав. – В случае чего у нас есть еще три пробника.

– То есть мы можем проверить в этом направлении еще трех человек?

– Двух с половиной, – поправил Нижинский. – Третьего только в случае форс-мажора. Запаха останется очень мало, надо было бы его размножить.

– Как это делается?

– В банку с запахом добавляем дополнительный компресс. Только осторожно. Если запах станет слишком слабым, собака может не учуять его, – пояснил он. – Но спокойствие. Я вижу, что здесь мы попадем в десятку.

Собака только что прошла последний слалом. Во второй раз, без всяких сомнений, она указала на запах Люции Ланге. Виктор, в награду за выполненную работу, выдал Булке остатки лакомства, а потом бросил резиновый мячик, звучно шлепнувший по стене. Булка бросилась за ним. Ловила его и приносила. Казалось, что она только ради этой игры и выполняла все предыдущие команды. Она работала ради своего хозяина, чтобы доставить ему удовольствие. Когда он хвалил ее за хорошие результаты и трепал за ухом, в ее глазах читалось настоящее собачье счастье.

– Значит, барменша была на месте преступления, – сказал Дух с облегчением, скорее себе, чем экспертам.

– Абсолютно точно, что там была ее перчатка, – уточнил Нижинский.

– Главное, чтобы прокуратура нам все не испортила, – пробормотал Дух и протянул руку на прощание.

– Ну, на это мы уж не можем повлиять.

– И что? – крикнул Виктор Нижинскому, когда ему разрешили войти в лабораторию.

Он никогда не знал, в какой именно емкости находится нужный запах. Считалось, что кинолог может подсказать собаке ответ.

– Молодец, – похвалил Булку Нижинский. Он похлопал собаку по заду, почесал за ухом. Булка радостно смотрела на людей.

– Вся в меня. – Виктор обратился к довольной собаке, как к человеку.

Они отправились побегать. Потом этот же запах должна была определять другая собака.

– Мы сообщим, как все прошло, – пообещал Нижинский. – Вам не обязательно ассистировать, хотя мы, конечно, приглашаем.

– Я вряд ли смогу, – отмазался Дух и направился к выходу из лаборатории. – У Джекила как раз будет дежурство, он нам все в подробностях расскажет.

Люция Ланге улыбалась всем собравшимся в конференц-зале с фотографии, прикрепленной к пробковой доске. Через пару минут Духновский повесил рядом с ней и фото Павла Блавицкого, вбив ему кнопку в самый центр лба.

– Забил ты ему гвоздик, Дух, – бросил, смеясь, кто-то сзади.

– Что тут у вас? – Конрад Валигура вынул из футляра электронную сигарету.