Ее глазенки заблестели, как звезды. Снова закивала и движениями плечиков дала понять, что ни в жисть не выдаст жену хозяина. Край платья сполз с плеча. Я наконец сообразил, что это не платье, а ночнушка. Милашка тоже спешит к кому-то тайком, альковным затеям нет дела до государственных переворотов. Такую убеждать не надо, что все только и делают, что щупают друг друга и сползаются совместно потеть в укромные уголки.

— Я вас не видела, — сообщила она. — Вы приходите только по ночам?

— Увы, — вздохнул я, — моя судьба и днем быть рядом. Но я днем в другой личине. Теперь вы, правда, присмотревшись, можете узнать меня… но, умоляю, не выдавайте! Не за себя…

— … а за леди Сабрину, — прошептала она. — Вы намереваетесь пройти по той лестнице? Там стража, вас остановят. Идите сюда, я вас пропущу через свои покои. Влюбленным надо помогать, такой закон галантного лямурства.

Она в самом деле провела меня через две уютные комнаты, где я едва не задохнулся в облаке приторно-сладких духов, открыла дверь на черную лестницу, откуда приходят слуги.

— Здесь вас никто не увидит.

— Спасибо, — сказал я с неподдельной благодарностью. Схватил ее в объятия и поцеловал по-братски, но она пискнула блаженно и послушно обмякла в моих руках.

— Ох, вы весь… как из железа!.. Завидую леди Сабрине.

— Спасибо, — повторил я и ступил через порог в полутьму.

Она сказала вдогонку нежно:

— Теперь, галантный рыцарь, вы знаете, как тайком пройти в мои покои…

— Да, — ответил я деревянным голосом. — Вообще-то… да… Я потрясен…

Прежде чем дама шагнула следом, я поспешно побежал вниз, натыкаясь в темноте на стены, по выщербленным ступеням. Дверь после пугающей паузы наверху закрылась абсолютно бесшумно, петли хорошо смазаны. Я начал спускаться уже осторожнее, давая глазам привыкнуть к темноте. Можно бы шарик света, но могут заметить, лучше уж по стеночке со своим термовидением «а-ля кобра» перебьюсь, как хыщник какой-нибудь. Хоть хыщник-один, а хоть и хыщник-два.

Глава 3

Перебегая от ниши к нише, я весь превратился в слух, но доносятся голоса либо стражей, либо слуг. Уже начал терять надежду, однако послышались совсем другие голоса: властные, напористые, исполненные силы и уверенности, что они правят миром. Доносятся из окошка, тоже зарешеченного, по залитому огнем свечей камню скользят частые тени.

Я, цепляясь за камни, как геккон, пробрался к окошку и осторожно заглянул. Просторная комната, двое ко мне спиной, голоса звучат знакомо, лицом ко мне — рослый человек в темной, поблескивающей золотым шитьем одежде. К несчастью, лицо в тени, светильник щедро озаряет красноватым огнем сапоги для верховой езды, выделанные из тонкой кожи, с двойной подошвой. Нахально поблескивают золотые рыцарские шпоры.

Я услышал его исполненный достоинства голос:

— Благородный сэр Кардини, у нас на Юге прекрасно помнят ваш блистательнейший рейд на Мароссу, который и привел короля Барбароссу к победе над Краузом. Но что вы получили?

Я не понял, к кому он обращается, затем из тени вышел еще один, я узнал Кардини, хозяина замка. Он явно нервничал, из-за этого чересчур задирал подбородок, делал лицо бесстрастнее и надменнее, но пальцы слишком-часто сжимались в кулаки.

— Вы не с тем человеком затеяли разговор, — ответил он холодно, как обращался бы к старшему из слуг, а может, сенешалю замка. — Люди благородного звания королевство защищают не потому, что им за это платят.

Рыцарь как будто смешался, опустил голову, вместо него быстро заговорил второй, который в сутане:

— Доблестный сэр Кардини, наш Югарт человек в дипломатии новый, его только-только перевели из… низшего отдела. Потому забудем его глупости, я хочу сказать только о деспотизме Барбароссы. В то время как не только у нас на Юге, но и во всех королевствах, что соприкасаются с Югом, королевская власть везде ослаблена. Зато крупные феодалы могут не страшиться королевских выходок, королевской дури… вообще не опасаться, что вдруг-де королю вожжа под хвост попадет и он вздумает отнять ваши земли, а то и вовсе восхочет казнить! В тех землях, где наше влияние сильнее, король уже не может творить глупости. Там голос благородного сословия практически приравнен к королевскому голосу!

Руки затекли, я ощутил, что вот-вот пальцы разожмутся, полечу в темную бездну неосвещенного двора. Хорошо бы там воз с сеном, но я в удачу не верю, меня скорее будут ждать небрежно поставленные у стены рогами вверх вилы.

Кое-как перебрался на стену, как можно быстрее спустился, перебежал по темному коридору и отыскал дверь в комнату, где заговорщики убалтывали хозяина замка. Приложившись глазом к огромной замочной скважине, рассмотрел, что дело как будто не сдвинулось с места. Кардини слушает с непроницаемым лицом, а монах говорит и говорит. Я видел, как мастерски владеет он всем набором внушения, подчинения, захватывания влияния, однако Кардини не мигнул и глазом, явно помнит про верность слову, клятву вассала.

— Даже с самыми лучшими из королей, — продолжил монах с лицемерным вздохом, — случаются всякие заморочки… То невзлюбят кого-то, то начнут притеснять, а то без всяких заслуг начнут возвеличивать явно негодного…

В лице Кардини что-то изменилось, это заметил не только я, но и, конечно же, монах, этот не упустит ничего, заговорил с чуть большим напором, самую малость большим, чтобы не спугнуть:

— Королевству нужен такой правитель, при котором вы чувствовали бы себя в безопасности.

Кардини поинтересовался хмуро:

— Это какой? Идеальных не бывает.

— Зато бывают слабые, — ответил монах. — Достаточно слабые, чтобы не в состоянии злоупотреблять властью. Понимаете, не потому, что добрые и справедливые, а просто будучи не в состоянии причинить зло благородным лордам! Барбаросса — деспот, тиран, его уже не переделаешь, но если на троне утвердить герцога Ланкастерского, то сразу можно и нужно принять ряд ограничений его власти.

Шестое чувство подсказало о приближающейся опасности. Я оглянулся, какое там шестое, ко мне идет, переваливаясь как гигантская утка, жутко и устрашающе гремя надетым железом, при этом сопя и отдуваясь, мужик в кожаном доспехе с нашитыми железными пластинами. Сам он поперек себя шире, в железном шлеме и с ладонью на поясе, где болтается короткий меч.

Я помахал ему рукой:

— Скорее, скорее, черепаха!

Он чуть ускорил шаг, на лице медленно проступило недоверие, смешанное с нерешительностью.

— Что? — спросил он туповато.

— Смотри внимательно, — велел я и указал на дверь. Мужик посмотрел, сделал шаг, рассматривая узоры, а я, отступив в сторону и оказавшись у него почти за спиной, шарахнул по затылку. — Ладно, досмотришь позже…

Он оказался тяжелым, как гора, я оттащил его в темную нишу. Вблизи, конечно, увидит каждый, но издали не рассмотреть. Я отряхнул ладони, дальше подслушивать рискованно, но уже понятно: слабое место Кардини нащупали, дожмут. Сейчас он королю уже не помощник, а угроза.