Через секунду Егор и Анна рухнули на пол площадки. Огромная каменная арена уже ходила ходуном, процессы протекали с чудовищной силой, а из земли несся оглушительный рев, когда в проеме меж стен возник чей-то размытый силуэт. Стальная фигура билась изо всех сил, пытаясь протиснуться сквозь силовое поле, запечатавшее площадку. Затянутый в броню человек рвал себе жилы от дикого напряжения. Упершись в землю всеми четырьмя конечностями, он рванулся так, что затрещали кости, а в мозгу, не выдержав сумасшедшего кровяного давления, лопнул сосуд. Но он, как волк, грызущий лапу в капкане, продолжал двигаться к своей цели. Теряя сознание от боли, эсбэушник вывалился на площадку и набросился на людей.

На сотрясаемом стихией пятачке люди сплелись в клубок, отчаянно сражаясь за свою жизнь. Полковник уже почти ничего не соображал от боли, но ему достаточно было просто рухнуть на Егора, чтобы расплющить его на полу всей своей массой. Человек кричал во весь голос, бился в агонии, пытаясь сбросить с себя двести килограммов плоти и металла, а чекист уже вытягивал из-за пояса острый армейский нож. Он подмял под себя жертву, занес руку с ножом для удара и… рухнул как подкошенный прямо на Андреева.

Над ними с автоматом в руках стояла Анна. Глаза ее на обезображенном побоями лице горели от ярости. Она со всего маху припечатала прикладом стриженый затылок чекиста, хоть он и так уже валялся без чувств. И еще раз, да так, что чудом не заехала прикладом в лицо Егору. Раскроив ненавистный череп, она опомнилась, стащила обмякшую тушу в сторону, освободив Андреева и упала без сил рядом с ним.

Лежа на спине, они, страдая от боли в искалеченных телах, все же не могли оторвать взгляд от пылающего небосвода: увидеть такое зрелище доводилось немногим. Столб огня, бьющий из центра арены, разорвал небо. Гигантская черная брешь, мерцая звездной пылью, качнулась к земле, открыв взору бесконечную Вселенную с мириадами светил. Все эти миры, недостижимо далекие, связывал, словно огромная космическая пуповина, сноп пламени ярче самого солнца, стягивал их воедино, и они, подчиняясь его могуществу, летели друг к другу на всех парусах.

Последнее, о чем подумал Андреев, перед тем как отключиться: «Кто же они, управляющие вселенной с такой мощью и мастерством?» У Анны мысли были несколько иными. Девушка прикидывала, во сколько ей обойдется пластика носа, если им посчастливится все-таки вернуться домой.

* * *

Промозглый холод разбудил их поутру, продрогших до костей, усталых и больных. Покосившись на лежащее рядом тело, они поспешили убраться подальше, но чем ближе подходили к краю платформы, тем меньше оставалось у них надежды встретить своих товарищей. Когда Егор с Аней вышли из лабиринта, надежды рухнули окончательно.

Этот мир мало походил на тот, который они покинули несколько дней назад. Здесь было холодно. Тяжелый непроницаемый туман укутывал землю сплошным покрывалом. Короткая, по щиколотку трава казалась безжизненной. Сквозь мутную пелену прорисовывались очертания деревьев без листвы, раскинувших голые сучья во все стороны. Все вокруг умирало, жизнь покидала этот мир.

Люди в отчаянии опустились на каменные ступени: они понятия не имели, где находятся и куда идти дальше. Долго гадать им, впрочем, не пришлось – они не заметили, что пришли сюда не одни, а с попутчиком. Услышав за спиной шаги, Егор вздрогнул, обернулся и получил увесистый пинок, от которого покатился по ступеням, отбивая себе бока. По пояс голый мужчина, с грязной коркой запекшейся крови, облепившей голову и плечи, словно короста, приволакивая ногу, двинулся к Анне.

Удар ножом пришелся бы Анне под самое сердце, но соображал полковник плоховато, после того как ему несколько раз заехали прикладом по голове, иначе заметил бы, что девушка одета в тяжелый скафандр. Клинок скользнул по броне, Аня полетела на камни, стукнулась затылком и едва не потеряла сознание. Егор, поднявшись с земли, бросился защищать свою племянницу. Через секунду эсбэушник, изловчившись, пырнул Андреева ножом и распорол ему руку до самой кости. Фонтаном хлынула кровь, Егор изо всех сил сопротивлялся, но силы его быстро покинули, а полковник схватил Аню за волосы и потащил куда-то в сторону. Он был явно не в себе, потому что, забыв про нож, стал молотить голыми руками по бронепластинам скафандра, ломая себе пальцы о жесткий панцирь, и собственная боль заводила его еще сильней. Эсбэушник дотащил девушку до ближайшего дерева, придавил своей изуродованной лапищей к стволу, но тут ему стало совсем худо.

Глазные белки заволокла густая черная пленка, и вместе с чернотой из самой глубины души эсбэушника показалось на свет первобытное зло. Глаза его теперь жили своей собственной жизнью, подчиняя себе тело, словно марионетку. Человек исчез, вместо него появилось что-то совсем другое. Схватив Анну за горло, оно, это «что-то», начало мотать ее из стороны в сторону с чудовищной силой, а правая рука с зажатым в кулаке ножом тоже моталась из стороны в сторону, фактически никому уже не подчиняясь. Существо не заметило, как загнало клинок почти по по рукоять в собственное бедро, не почувствовав при этом боли. Оно рычало, срываясь на визг, и сдавливало тонкую девичью шею все сильней, пока чья-то сильная рука не оторвала его от жертвы и не развернула к себе.

Черные звериные очи уперлись в отливающий яркой зеленью взгляд, и чернота дрогнула от ужаса перед силой этого взгляда. Бесноватый заверещал от ярости и тут же попытался накинуться на противника, но тот был ему не по зубам. Андрей Мельниченко сбил жуткое существо с ног, одним движением сломал бычью шею, едва не вырвав изуродованную голову из плеч, и отшвырнул обвисшее тело в сторону.

Затем поднял с земли Аню и, быстро ее осмотрев, поспешил к Егору. Там он провозился дольше, пока останавливал кровотечение и бинтовал распоротую ножом руку. Вид у Андреева с Аней был ужасающим, так что Мельниченко даже не рискнул расспрашивать, что с ними стряслось.

– Какой сегодня день? – прошептал Егор.

– Смотря для кого.

Андрея этот вопрос, похоже, не удивил, из чего Егор сделал вывод, что у него есть свои причины, очень похожие на их собственные, не удивляться местным пространственно-временным коллизиям.

– Ну, и?

– Для наших – двадцать первое октября. То есть «завтра». Для меня – лето в самом разгаре. – Андрей глянул на окладистую бородку своего шефа. – Для тебя, думаю, новый год уже наступил.

– Каких таких «наших»?.. – Егор затаил дыхание.

Мельниченко усмехнулся – он словно читал его мысли.

– Они все здесь! Страшно, правда: умирать в одиночестве «давным-давно, в одной далекой галактике»?

Андреев почему-то тихо рассмеялся, и от сердца у него отлегло.

– Страшно, – согласился он и показал глазами на каменную арену. – Видел?

– Даже прокатиться успел. – Андрей кивнул в сторону мертвого эсбэушника. – Гости еще будут?

– Не знаю.

– Гроха вопросы станет задавать. – Андрей высматривал кого-то по сторонам. – Неприятные. Так что погоди пока все ему вываливать.