армия, возможно, даже больше. Что бы вы сделали, если бы кто-то из ваших людей был убит, а вы оказались бы в состоянии нанести ответный удар? Как бы отреагировали?

— Я хотел бы отомстить, — задумчиво оперся на свой боевой топор Сунгар. — Что ты посоветуешь нам делать, маг?

— Мы могли бы двинуться на север. Я мог бы вернуться к цивилизации, а вы — к своему племени, если силы фаериммов не перехватят нас на пути. Тогда они могут сделать нас рабами, как тех орков, — я сделал паузу, чтобы мои слова дошли до него. — Или мы могли бы...

— Мы двинемся на юг и встретимся с этой армией раньше, чем она нас ожидает. Если мы погибнем, то погибнем, защищая свое племя. Пойдем с нами, Арклоу из Ашабенфорда. Мы видели твою доблесть в бою и знаем, что ты достойный воин. Я обещаю, что ни один воин утгардта не бросит на тебя косого взгляда, если ты поедешь как один из нас.

* * * * *

Мой посох и книга заклинаний были возвращены мне, и как только все утгардтцы были должным образом исцелены шаманом, они были готовы снова выдвигаться. Только друг Тлуны Гарстак не присоединился к нам, а вместо этого был послан на север, чтобы предупредить племя. Утгардтцы хоронили своих мертвецов в грязи Павших Земель, и некоторые из них помогали мне копать могилы для Пылающего Отряда. У меня были мысли вернуть некоторые из их магических предметов, возможно, заколдованный кинжал вора Джарока, но под наблюдением утгардтцев я решил иначе.

К тому времени, как мы покинули лагерь, от него почти не осталось и следа. Мне дали лошадь, всадника которой убили орки. Это было гораздо менее одомашненное животное, чем большинство лошадей, на которых я ездил, но я думаю, что произвел впечатление на утгардтцев, управившись с ним. Утгардтцы не были конными варварами, как далекие нары и туйганы, и явно только недавно пришли к искусству верховой езды. Мой отец был одним из Всадников Долины Омелы, и он хорошо меня обучил. В этой ситуации было что-то извращенно забавное. Два десятка дней назад я зимовал в Сандабаре и никогда бы не подумал, что увижу всех своих друзей и товарищей мертвыми, а сам поеду в глубь Павших Земель с племенем варваров, чтобы сразиться с фаэриммом.

Мои мысли часто возвращались к бедной Шалинде. Как безответственно было с нашей стороны подвергать опасности молодую женщину, почти ребенка. Она должна была остаться в Сандабаре, должна была остаться фермером. Если бы она это сделала, то была бы жива. Пылающий Отряд совершил много славных дел. Он заслуживал лучшего, чем быть убитым орками в каком-то богом забытом уголке Фаэруна. Или нет? Когда Нерил пришел к нам с известием, что фаэриммы нападают на Эвереску, мы все согласились немедленно отправиться туда. Почему? Была ли это бескорыстная забота об эльфах Эверески? Или это была просто еще одна возможность прославиться? Может быть, даже шанс сразиться рядом с самим Хелбеном Арунсуном?

Чем дальше мы углублялись в Павшие земли, тем бесплоднее становилось это место. Огромное пространство грязи и потрескавшейся земли — неудивительно, что все разумные люди избегают его. Только магия могла оставить место таким бесплодным. Я понял, что когда-то это было уцелевшее нетерезское государство. Возможно, именно поэтому утгардтцы относились к нему с таким подозрением. Физически пустынное, оно, однако, изобиловало магией. Я мог чувствовать это в воздухе, так же как я мог чувствовать отсутствие Плетения в тот момент, когда я вошел в мертвую магическую область в Тантрасе. Там я почувствовал пульсирующую головную боль, ощущая свою разлуку с Плетением и славой Мистры, но здесь я чувствовал противоположное, пьянящее чувство, граничащее с эйфорией. Я не сомневался, что фаэриммы будут чувствовать себя здесь как дома. Тлуна ехал на своей лошади рядом со мной. На нем был серебряный боевой шлем, а в руке он сжимал боевой молот. Из всех утгардтцев, которых я встречал, он был единственным, кто искал моего общества, и я был этому рад. Некоторые из них выглядели так, будто быстро приставили бы топор к моей голове, если бы не приказы Сунгара. Я боялся, что некоторые из них подумают, что я могу попытаться развратить юный ум Тлуны своими цивилизованными философиями, но они не выражали этого, насколько я видел. К их чести, они верили, что их догма удержит его на том, что они определили как правильный путь.

— Ты знаешь о Синих Медведях? — спросил он меня.

— Племя Синего Медведя? Немного.

— Мой отец сорвал этот шлем с тела одного из их воинов, которого убил голыми руками. Из всех выродившихся племен утгардтов Синие Медведи —худшие.

Я был счастлив это слышать. Шлем был помечен с одной стороны эмблемой Эверлунда, и я был немного обеспокоен тем, как он получил его.

— Я так понял, что Синие Медведи теперь вымерли. Племя распалось после того, как крепость Хеллгейт была разрушена.

«Группой владеющих магией цивилизованных», — мысленно добавил я. Тлуна кивнул.

— Это правда, насколько мы видели. Мы прошли через их территорию десять дней назад и никого не видели. Говорят, что когда они узнали, что их сволочной вождь Танта вовсе не человек, а какой-то грязный дьявол Ада, они слишком погрязли в пороке, чтобы даже беспокоиться.

Он перевел взгляд на меня.

— Так вот какими мы будем, если эти фаэриммы поработят нас?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Любой из нас предпочел бы сражаться насмерть, чем допустить, чтобы это случилось с нами или с остальными членами нашего племени.

— Ты даже предпочел бы сражаться рядом с магом.

Когда он не сбросил меня с лошади, как я подозревал, я решил испытать судьбу еще раз.

— А что твой народ имеет против магии? Вы владеете жреческой магией.

— Жреческой? Заклинания нашего шамана — дар Утгара. Твоя магия не такая.

В каком-то смысле он был прав. Жреческая магия не исходила из Плетения, как мои заклинания.

— Магия-это не просто инструмент разрушения, — сказал я. — Она может быть полезной, благодетельной. Этот амулет — хороший пример. Без него мы не могли бы так разговаривать друг с другом.

— Если бы не твой магический предмет, нам пришлось бы учиться общаться на