— сказал я, — но он также хочет победить. Он не разочарует своих хозяев-фаэриммов. Он может читать наши мысли и знает наши...

Стена позади меня рухнула. Я едва удержал равновесие и не упал. Обернулся и увидел перед собой свернувшегося клубком нага, шипящего на меня клыкастой пастью. Орки снова попятились.

— Что-то не так, — пробормотал я себе под нос, готовя очередную магическую стрелу.

Я запустил заряд в лицо монстра, но тот не попал. Вместо этого он отскочил от воздуха, окружавшего нага, и полетел обратно ко мне, ударив меня в грудь. Я отлетел назад, и агония разлилась по всему телу. Я закричал и тяжело рухнул на камни. Сунгар бросился мне на помощь, а нага весело облизнулся.

— Что он сделал? — спросил меня вождь.

— Он окутан каким-то магическим полем, — ответил я, стиснув зубы в такт пульсирующей боли. — Оно обращает магию обратно на своего владельца.

— Это не сравнится со сталью Утгардта!

Сунгар закричал и побежал вперед, размахивая своим могучим боевым топором и испуская громкий боевой клич. Нага попытался увернуться, но боевой топор попал ему в шею. Поле вокруг него замерцало, и я увидел, как топор, заряженный красной вспышкой энергии, устремился к своему владельцу. Сунгар и нага корчились от боли, и оба, казалось, были на грани обморока. Нага отчаянно взмахнул хвостом, но Сунгар, в каждом движении которого чувствовалась агония, рубанул его топором по боку, и жало отлетело в толпу орков.

Сунгар рухнул от боли, уронив топор. Нага подошел и приготовился разорвать ему горло своими клыками. Я беспомощно наблюдал. Дождь из утгардтских копий, молотов и метательных топоров полетел в тонкую, змеевидную длину нага, некоторые из них точно попали в цель. Существо корчилось от боли и издало резкий крик, который мог бы разбить стекло. Утгардтцы, наконец, врубились в ряд орков позади нас, и я почувствовал, как чьи-то руки напряглись, чтобы поднять меня с земли на спину лошади. Это был Тлуна.

—Ты спас мага, — слабо сказал я.

— Уже второй раз, — ответил он.

Я видел, как один из варваров поднял Сунгара с земли и вонзил боевой молот в уродливое лицо нага, наконец убив монстра.

Тлуна развернул коня и помчался прочь с поля боя. Я перевел взгляд на орков и увидел, что все происходит именно так, как я и предсказывал. Когда орк за орком понимали, что они вооружены и стоят рядом с членами соперничающего племени, их инстинкт не позволял задавать вопросы. К тому времени, как мы покинули территорию, драки орков против орков вспыхнули, как вереница петард.

* * * * *

Только четырнадцать из нас покинули битву, примерно треть тех, кто в нее вступил. Сунгар был наиболее тяжело ранен и принял на себя большую часть шаманских заклинаний, так что остальные из нас должны были исцелиться самостоятельно. Мы разбили лагерь неподалеку. Еды было мало, в Павших Землях почти не было растительности и дичи. Что бы обычно ни ели орки, скорее всего, это съела армия нага, поэтому несколько самых здоровых утгардтцев отправились на охоту в горы Серых Вершин на западе. Тлуна, я и еще несколько человек вернулись на поле битвы, чтобы с почетом забрать мертвецов из груды трупов орков. Несомненно, в битве уцелело несколько человек, но их было так мало, что утгардтцы считали эту победу одной из самых славных в истории своего племени, о которой будут петь великие песни. Я почему-то сомневался, что Цивилизованный Маг Арклоу удостоится упоминания.

Я осмотрел руины и обнаружил, что они были еще более сильно повреждены, чем раньше. Тем не менее, я впервые заметил, что стена, которую обрушил нага, была отмечена единственной звездой, выгравированной на камне, древним символом Мистры. Возможно, руины когда-то были частью ее храма, частью какого-то древнего города. Во мне поднялось новое чувство, совершенно блаженный покой. Я улыбнулся и в глубине души был уверен, что кто-то божественный принял меры, чтобы обеспечить нашу победу.

— Вот он! — крикнул один из варваров, и мы все бросились посмотреть.

Он нашел огромный топор Сунгара, лежащий под мертвым орком.

— Замечательно, — сказала Тлуна. — Мы можем преподнести его вождю, когда он проснется.

Я спросил Тлуну о топоре, и он объяснил, что это древний топор, уходящий корнями во многие поколения вождей племени Громовых Зверей. Никто не мог вспомнить, откуда он взялся и когда был сделан.

* * * * *

Охотники вернулись с дичью и большим количеством дров как раз к тому времени, когда проснулся Сунгар.

Меня тогда там не было, но я слышал, что его первые слова были «Выиграна ли битва?»

«Да, — заверили его, — битва была выиграна утгардтской сталью.»

Как только вождь поправился, был устроен пир, последний праздник перед тем, как племя вернется на север, домой. За мою доблесть в битве мне было позволено принять участие, и я был рад, что даже самые грубые из варваров приняли мое присутствие. Все присутствовавшие на пиру были в своих орошенных свежей кровью доспехах после недавнего боя.

Сунгар вознес молитву.

— Мы благодарим Утгара за победу, которую он даровал нам, и во имя Утгара просим, чтобы мы были сильны в битве против наших врагов. Пусть мы устоим перед нечестивыми искушениями цивилизации, магии, и пусть мы всегда сохраним север чистым.

В ту ночь, пока празднество продолжалось, мои мысли начали блуждать, и я пристально смотрел на огромный боевой топор Сунгара. Я вспомнил, как больно было Сунгару, когда он замахнулся им на темного нага, как когда мой магический снаряд вернулся ко мне, и в мгновение ока я понял, почему. Я не должен был делать то, что сделал потом. Я не совсем понимаю, почему я это сделал. Может быть, это был акт злобы. Я произнес заклинание, которое показывало ауру зачарованных предметов, и топор начал светиться светло-голубым. Вокруг нас тоже светились оружие, доспехи и снаряжение варваров. Наступила тишина, и все взгляды обратились на меня.

— Это магия, Сунгар, — сказал я. — Твой боевой топор заколдован, это магическое оружие. Вот почему тебе было больно, когда ты ударил нага. Ты можешь не одобрять магию, но тот, кто выковал этот топор, определенно одобрял.

— Что ты наделал, маг? — грозно спросил Сунгар.

— Ничего. Я ничего не сделал. Я ничего не изменил. Я просто открыл то,