За время своего безответного служения интересам Зелёных хвостов и лично Ингвара Эрикссона, Дмитрий Олегович постепенно свыкся с мыслью, что за всё в этой жизни (и после) надо платить. Поэтому ранний подъём под бодрые выкрики сумасшедшего жаворонка Соколова он воспринимал как плату за крышу над головой, вкусную дармовую кормёжку, одежду, пусть не слишком подходящую ему по стилю, но тёплую и удобную, и, конечно, за свободу. Свободу выходить на улицу, спускаться в метро, проезжать произвольное количество остановок, выходить на поверхность, садиться в троллейбус, выставлять защиту и обманывать бдительного контролёра, катаясь, как в детстве, зайцем, идти по улице, вдыхать морозный воздух, перебегать дорогу в неположенном месте.

Возле подъезда, в котором обретались шемоборыизгнанники, висела доска объявлений с пёстрыми обрывками разноцветных листовок, похожая на политическую карту мира.

Поверх карты было прилеплено написанное от руки объявление о продаже квартиры в этом доме. Вчера его здесь не было — видимо, Коля и Миша решили использовать все возможности. Что очень кстати. Возможность уже идёт к ним, поднимается по лестнице, нажимает на кнопку звонка.

— Кого вам?

— Того, кто повесил на улице объявление о продаже квартиры.

— А что такое? Имею право!

— Я покупатель.

— А... в этом смысле. Заходите. Рано-то так чего?

— Не хочу, чтобы кто-нибудь меня опередил.

— Да кому оно... А... ну смотрите, я вам мешать-то не буду.

Сказав это, Коля повернулся к покупателю спиной и шаркающей походкой побрёл по коридору в сторону кухни.

Дмитрий Олегович постоял некоторое время в коридоре, поглядел на расставленные по углам пыльные искусственные цветы в аляповатых пластмассовых вазах, подивился тому, что кто-то по доброй воле украшает своё жилище подобными артефактами, и двинулся вслед за хозяином.

Коля и Миша, не ожидавшие, что он присоединится к ним так скоро, только-только наполнили по первой утренней рюмке, успели чокнуться, выдохнуть, да так и застыли со своими стограммами в руках.

— Коллега, — первым обрёл дар речи Миша, — садитесь.

Коля только глазами хлопал: и как он сразу не признал в этом «покупателе» шемобора? Совсем, видно, чутьё потерял.

— Я сжульничал и выставил защиту, — любезно пояснил Дмитрий Олегович, — а то бы вы меня не впустили.

— Конечно, не впустил бы! — хрипло сказал Коля, залпом опустошая свою рюмку. Миша скептически поглядел на товарища, но тоже последовал его примеру. Неторопливо понюхал рукав своей засаленной клетчатой рубашки и, видимо, остался доволен запахом.

— Я к вам по делу, — улыбнулся Дмитрий Олегович, усаживаясь на ближайшую (вроде бы даже чистую) табуретку. — По личному делу.

— Слушай, тебе же не принципиально, когда нас мочить? — неожиданно задушевным тоном сказал Миша. — Часом раньше, часом позже. Давай мы примем обезболивающего, крепко так примем — и тебя, если хочешь, угостим. Да ты двигайся к столу, тут нормально. Не антисанитария. Тебя как зовут? Меня — Михаил, а это вот — Николай, мой друг. Хотя ты, наверное, знаешь.

— Дмитрий. Нет, я не буду.

А потом всё произошло как-то механически: Коля снял с огня кастрюлю с картошкой, Миша, бормоча что-то дружелюбно-бестолковое, налил всем водки, они выпили, завязался какой-то разговор...

Дмитрий Олегович расслабился, согрелся, расстегнул на рубашке две верхних пуговицы и случайно прикоснулся к своей охранительной цепочке. И словно очнулся от сна. С интонациями любезного диктора его внутренний голос произнёс: «Михаил Кулаков. Бездна обаяния. Носители сами составляли договоры и переписывали их от руки в трёх экземплярах, лишь бы доставить ему удовольствие. То, что сейчас этот человек похож на опустившегося забулдыгу, значения не имеет».

— Дим, ты чего задумался? Картошечки ещё возьми, — ласково сказал Миша.

И снова будто тёплый летний бриз подул.

«Ему хотелось верить на слово. Рядом с ним носитель чувствовал себя уверенно, казалось, что он находится под вечной защитой и теперь в его жизни уже не случится ничего плохого», — на всякий случай добавил внутренний голос.

Да, а Дмитрий Маркин, читая Мишино досье, помнится, довольно зло смеялся над простаками, попадавшими под обаяние этого голоса. Он тут же послушно наполнил тарелку картошкой. Пусть гипнотизёр думает, что рыбка смирно висит на крючке. Теперь главное — подвергать сомнению каждое слово. Тогда можно уцелеть.

Неудивительно, что родители попались и подписали договоры. И родители поверили, и сын чуть не влип. Интересно, эти двое решили его напоить до бесчувствия, а потом порезать на кусочки? Или просто выкинуть на лестницу и больше не впускать?

Нет, всё не то, не то. Подождёт Эрикссон со своим заданием, не для этого судьба привела Дмитрия Маркина к человеку, который фактически предопределил место его рождения.

— Скажите, а вам не очень неприятно вспоминать о прошлых делах? — осторожно спросил он.

— О каких делах? О шемоборских, что ли? — уточнил прямолинейный Коля.

— Угу, — кивнул Дмитрий Олегович. Сам он, конечно, подчинять одним только звуком своего голоса пока что не научился, но, по отзывам очевидцев, может быть и обаятельным, и милым. — Когда ещё с живыми легендами встречусь. Может, опыта поднаберусь.

— Хочешь стать таким, как мы? Спроси у меня как, — ухмыльнулся Миша.

Дмитрию Олеговичу даже перекреститься захотелось после такой ухмылки.

— Хочу узнать про один двойной договор, который вы подписывали. Здесь, в этом городе.

— «Здесь, в этом городе», — передразнил его Миша. — Если вспоминать все договоры, которые я подписал в этом городе...

— Он про двойной же, — вмешался Коля, — это «отдай мне то, чего дома не знаешь». Смотри-ка, какой у тебя крестник вымахал. Ты ведь, Дима, по личному делу пришёл, я правильно запомнил?

— Посмотрите на него, ну просто копия я в молодости! — захохотал Миша. — Дима, что же ты раньше не сказал, дай-ка дядюшка обнимет тебя и отдаст тебе всю свою легендарную шемоборскую силу. Учеников не успел я воспитать, ну так ты будешь мне вместо ученика.

Дмитрий Олегович вздрогнул: спасибо, не надо. У него уже есть один учитель, которого он сжил со света, надеясь на дармовщинку полакомиться его силой.

Впрочем, названый дядюшка всё равно обнял его (хорошо, хоть не облобызал), бормоча что-то бессмысленное и нелепое. «Племянничек» вновь провалился в некое подобие сна, но на этот раз его выручили «колючие часы» — старая игрушка, которую он, как оказалось, не потерял в Финляндии, а оставил у Джорджа. Колючие часы в нужное время впиваются в запястье десятком малюсеньких иголочек и действуют лучше любого будильника. Это значит, Соколов-юморист тайком настроил их на «побудку», ну, спасибо, друг.

Нет, в самом деле спасибо. Страшный человек этот Миша. Скушает своего «крестника» и глазом не моргнёт.