— Мне нужно знать, как звучали эти договоры, — ровным голосом сказал Дмитрий Олегович.

— Силён ты, парень, — одобрительно кивнул «добрый крёстный». — Значит, обойдёшься пока без моей силы. Хочешь знать, да? А не страшно?

— Нет.

— А вдруг там было написано, что в тридцать лет и три года тебя придётся принести в жертву? И приложение на пять машинописных листов, как именно приносить.

— Я бы с интересом ознакомился.

— А если я тебя обману?

— А зачем? Правда ранит больнее.

— Какой умничка, вы только взгляните на него. Нет, ну точно весь в меня. Ну что, Колян, откроем моему племянничку всю правду?

— Конечно. Раз парень любит, когда больно, — прищурился Коля. — Но и нам тоже кой-чего интересно узнать. Кой-кого повидать.

— А... ну да, — ещё пуще заулыбался Миша, — у нас в этом городе есть две подружки, старые подружки. Мы с ними имели отношения. Довольно близкие — ближе не бывает. А потом мы расстались — такое, видишь ли, случается сплошь и рядом. И подружки наши затаили на нас зло. Но мы — чистые и простые люди, и сердца наши полны раскаяния. Хотим, понимаешь, повидать наших милых девочек, пока никто из нас не двинул кони.

Дмитрий Олегович почти было поверил в сюрреалистическую историю о двух бедных брошенных подружках шемоборов, пока не узнал дополнительные подробности. Интересно, скажет ли ему Миша о том, что милые подруги их прежних дней работают Бойцами у мунгов и по служебной инструкции им положено устранять действующих шемоборов при любой возможности? Миша не сказал. И Коля тоже не сказал.

— На этом свидание окончено, — объявил Миша. — Приведёшь к нам подружек наших дней суровых — вот даю тебе своё бесчестное шемоборское слово: вспомню и перескажу договор твоих стариков до запятой. А нет — тогда не суйся сюда. Ты думаешь, это ты сам такой борзый и проснулся? Не рассчитывай. Это я тебе позволил проснуться. В следующий раз не проснёшься. Так и знай. Пока ученика не воспитаешь — на глаза мне не попадайся.

— Я одного не пойму. Что ж вы квартиру-то при таких способностях всё ещё не продали? — прищурился Дмитрий Олегович.

— Ты бы видел тех риелторов, которые к нам покупателей приводят, — доверительным шёпотом сказал Миша. — То, что Колян им дарственную до сих пор не подписал, целиком моя заслуга. К тому же эти дикие люди совсем не умеют слушать и вообще никому не верят. Ни один. Ни разу. Ни вот на столько мне не поверил.

Дмитрий Олегович вновь очнулся от гипноза уже на улице. Интересно, каким этот Миша был на пике своей карьеры? Впрочем, нет, неинтересно. Интересно только одно — что было написано в «двойном договоре» его родителей? Ну что ж, очень скоро он это узнает — надо только выйти на Дворцовую площадь с плакатом: «Одинокий шемобор мечтает познакомиться с двумя Бойцами, интим не предлагать», — и дело в шляпе.

Много лет назад согласившись стать ученицей Ингвара Эрикссона, Анна-Лиза пообещала, что никогда не пожалеет о своём решении — даже после того, как жизнь её необратимо изменится. Тогда, сбежав с родного хутора и приехав в большой незнакомый город, она была уверена в том, что её жизнь уже изменилась. Вокруг — красивые, интересные, яркие люди, разговаривающие на разных языках (в том числе и на её родном финском). Магазины, в которых продаются удивительные и чудесные вещи, новые, хрустящие, современные. Кафе и рестораны — чуть ли не в каждом доме. Парк развлечений, богатые кварталы, паромная пристань, шикарные автомобили, роскошные здания, метро, королевский дворец — и всё это принадлежит ей, стоит только выйти из дома.

Даже выходить из дома было интересно! Ингвар Эрикссон, поправ одно из главных правил техники шемоборской безопасности, довольно продолжительное время жил на одном месте и переезжать никуда не собирался. Он, конечно, в любой момент готов был бросить всё и пуститься в бега, но пока в этом не было необходимости. Из его конспиративной квартиры было три, а если уж по правде — то два выхода. Анна-Лиза была в восторге от парадного входа, который на самом деле и входом-то никаким не был: открыв тяжелую деревянную резную дверь с медной табличкой «Pelle B. Svensson», незваный гость оказывался в тёмном и пустом каменном мешке размером со средний ватерклозет. Дверь за спиной с грохотом захлопывалась, а дальше пленником-мунгом он был, воришкой или просто любопытным подростком — занималась летучая смертоносная шемоборская бригада. Основной вход — через маленькую пустую квартирку, расположенную в соседнем доме, — использовался почти всегда. Ну а если возникала хотя бы малейшая опасность, то вспоминали про третий, потайной, приводивший прямо в круглосуточный элитный спортклуб, расположенный напротив. Попасть в него можно было по вполне благоустроенному подземному ходу, приводившему к раздевалкам, где — в персональных именных шкафчиках — хранился стратегический запас одежды и грима, достаточный для того, чтобы замаскироваться на первое время и покинуть опасный район.

Иногда Анна-Лиза пользовалась этим ходом просто так, для того, чтобы почувствовать себя особо секретной шпионкой. А иногда — для того, чтобы бесплатно искупаться в бассейне и посидеть в турецкой бане.

Через три месяца после начала обучения Анна-Лиза спросила учителя, когда же вернётся его семья, ведь конечно же в такой просторной и уютной квартире наверняка живёт целый десяток маленьких Эрикссонов, а также мадам Эрикссон и, возможно даже бабушка, дедушка, пратётушка, недодядюшка, псевдоплемянник и прочая неопределённо-близкая родня. «У меня нет семьи. И у тебя не будет», — отмахнулся учитель. «А разве так можно?» — с сомнением спросила АннаЛиза. «Я предупреждал, что твоя жизнь изменится, — бесцветным голосом отвечал Ингвар, — и не обещал, что только в лучшую сторону». — «Я согласна теперь на всё! — воскликнула его ученица. — Жить совсем без семьи — это же и есть счастье. И что, мы всегда будем только вдвоём?» — «Нет, не всегда. В какой-то момент я научу тебя всему необходимому, и мы разбежимся». — «Ну, лишь бы семью не пришлось заводить. Большая семья — это такой ад!» — «Семья не обязательно должна быть большой, — возразил учитель, — иногда тебе встречается человек, которого бы ты хотел позвать с собой и говорить о себе и о нём: мы семья. Но нельзя. Шемобор может иметь привязанности, кто ж ему запретит? Но эти привязанности он должен засунуть поглубже в... карман и продолжать жить один». — «Тогда рассказывайте скорее, что надо делать с этими чёртвыми носителями? И как извлечь из этого выгоду, чтоб ничего не делать, а денег была куча? Когда у тебя есть деньги — тут уж не соскучишься».

В Париже Анна-Лиза остановилась на ночлег в небольшом частном пансионе. Если привстать на цыпочки, то из окна ванной комнаты можно было увидеть элитный спортклуб. Наверное, именно этот спортклуб и напомнил ей о начале ученичества. Тогда всё было так просто, мир казался огромным, и каждое мгновение было неповторимым и чудесным. Тиканье настенных часов, запах табака, неизменный полумрак, пишущая машинка, на которой Эрикссон, по старой привычке, под копирку распечатывал договоры, хотя компьютеры уже прочно вошли в обиход.

Когда-то учитель сказал о том, что однажды ей нестерпимо захочется отказаться от своего предназначения и просто жить с кем-то рядом. Но «просто жить рядом» не может ни один шемобор, даже бывший, поэтому надо бежать от таких мыслей, бежать как можно скорее.