неблагодарно. Но шампанским, но музыкой, но женщинами! Какая из тех, которые со мной, вам нравится? Эта? Та? Любая! Гарсон, еще прибор для monsieur. Mesdames, messieurs? Мой знакомый! Можете пить, есть, делать что вам угодно. Я буду разговаривать со старым знакомым. Это гораздо интереснее!

— Однако вы с ними…

— Все прохвосты. Не обращайте на них внимания! — успокоил меня Каталажкин. — Околачиваются даже не около меня, а около моих денег.

— Monsieurs le prince!

Толстый дирижер-румын, увидев Каталажки-на, прервал в середине какой-то удивительно мелодичный вальс, подбежав, вертелся около и сгибался пополам, несмотря на свою феноменальную толщину.

— Что будет угодно приказать сыграть, mon prince?

— Брысь! — цыкнул на него Каталажкин. — Спроси у этих дам и играй, что они тебе прикажут. Итак, — он налил водки, — здоровье Каталажки-на, если вы позволите, и за упокой души покойника Омлетского! Не ждали, что воскресну?

— Откровенно говоря…

— Феникс!

— Чем же вы… если это не секрет, конечно… чем же вы теперь занимаетесь?

Каталажкин ответил просто, ясно и спокойно:

— Продаю в розницу мое отечество.

— Как? Опять?

Он молча утвердительно кивнул головой.

— Кому же?

— В Америке.

— Эк, куда вас метнуло!

— Случайность! Счастливая случайность! — отвечал Каталажкин, уплетая свежую икру. — Могу сказать: как Христофор Колумб, открыл Америку. И как Христофор Колумб, совершенно случайно. Впрочем, Америку только и можно открывать, что случайно!

— Любопытно…

— Было бы узнать? Никакого секрета.

И, быстро и жадно поглощая блюдо за блюдом, он рассказал:

— Вы помните беднягу Омлетского, которого вы из жалости накормили тогда бифштексом? Не отрицайте! Бедняга действительно ничего, кроме жалости, не мог внушать. Был голоден, околевал, и если украл, то из голода.

— Украл?

— Омлетский? Кончил тем, что украл! Самым грубым, самым грязным, самым вульгарным образом украл!.. Вы не обращайте на меня внимания, что я не ем, а жру. Отвратительно стал есть. Словно у меня отнимут. Тороплюсь. Это с тех пор, со времени Омлетского. Итак, Омлетский украл. Сопровождая какого-то любопытного туриста в качестве опытного гида — помните его профессию? — по скверным местам, напоил «типа» до положения риз и свистнул бумажник. Свистнул, — и прямо в закусочную. Купил пол-омара и тут же на улице слопал. До такой степени был, подлец, голоден. Нда-с, времена, чтоб их черт взял!

Каталажкин посмеялся.

— Ну-с, после такого происшествия, вы сами понимаете, в Париже оставаться было неудобно. У них насчет такого грубого присвоения собственности строго-с. Особенно ежели иностранец попался. Еще своего, француза, присяжные могут кое-как оправдать, хотя и этого почти никогда не бывает. Лучше уж убей, но только денег не бери. Это дороже! Но ежели иностранец, нет ему никакого оправдания. Потому иностранец должен сюда ездить с деньгами, а не за деньгами. В такой вере воспитаны. Словом, дело Омлетского дрянь. А тут чужой бумажник в кармане. Омлетский — скок на первый отходящий поезд — в Кале, в Англию, в Ливерпуль, на пароход и в Америку.

— Много было у вас… у Омлетского с собой денег?

— Не особенно! Пьяная каналья не любил с собой много таскать. Однако тысячи четыре франков.

— Однако!

— При американской-то дороговизне жизни? Шутите! А в Америке не украдешь. То есть украсть-то украдешь, но в тюрьме на всю жизнь похоронят. Замуравят — и умер. Тошно стало Омлетскому. Ходит: «К какому бы занятию себя пристроить?» И вот однажды, во время таких скитаний, проходит Омлетский мимо книжного магазина и в окно глазеет. На окне книга: «Россия. Описания очевидца». Омлетский же говорил, и читал, и писал по-английски. Потому что прежде когда-то, в скверные годы, в Англии живал. «Дай. — думает, — куплю книгу. Может, о России что новое прочту. Кстати, и в английском языке практика». Купил, пришел домой, начал читать и возмутился. Черт знает, что такое! Автор в Москве на торжествах был корреспондентом от нью-йоркской газеты и такое о России, в качестве очевидца, городит! Такое городит! Довольно вам сказать, что в книге картинки приложены. Фотография. Фотография черкеса во всеоружии, — подписано: «Русский дворник в Москве». Фотография какой-то опереточной певицы из малороссийской труппы. Юбка до колен и ноги в трико. Подписано: «Горничная в московской гостинице». Зло меня… то есть Омлетского взяло. Потому что был Омлетский все-таки патриот. «Надо, — думает, — этого подлеца-автора, что о России небылицы пишет, разыскать. Все поругаюсь. А то в английском языке никакой практики нет. Да и знакомство все-таки приобрету. Хоть и через ругань. А там, может, я ему понравлюсь. В репортеры хоть, что ли, определит!» Взял и пошел. Явился в редакцию, от которой автор корреспондентом ездил. Спросил его. Выходит здоровый этакий дядя. Пожилой и вид приличный. «Что вам угодно?» — «Ваша, мол, книга?» — «Моя». — «Ну. так я русский и объясниться пришел!» Посмотрел с удивлением. «В чем же, — говорит, — дело?» — «Послушайте. Вы были в России, ведь вы видели своими глазами, что ни таких дворников, ни таких горничных нет. Зачем же такую ерунду печатать?» Как расхохочется этот самый автор. «А это, — говорит, — по требованию публики!» — «Как по требованию публики?» — «Нашей американской публики, мистер. Какой же черт, хотел бы я знать, станет книгу покупать, если о России только то, что есть, написать? У всякой публики, мистер, есть свои запросы, и всякая публика, мистер, имеет право на то, чтоб ее запросы удовлетворялись. Мы, американцы, мистер, ничего о России, кроме анекдотов, не знаем и ничего, кроме анекдотов, о ней слушать не желаем». И лишь он это сказал — Омлетский исчез.

— Как исчез?

— Изголодавшийся, растерявшийся, не знающий, что ему делать, куда сунуться, за что взяться, Омлетский мгновенно умер, исчез.

И вместо него перед американским корреспондентом стоял Каталажкин. Сам Каталажкин. Каталажкин воскрес. Гарсон, шампанского! Выпьем же за упокой души бедного Омлетского, и чтоб о нем больше не упоминать.

— За упокой его души.

— Рыбу бросили в воду! Вот где еще анекдоты о Росси могут иметь цену! И через месяц, милостивый государь мой, я, Каталажкин, беседовал с американскими капиталистами, — черт их обдери, — о разработке медных рудников в одной из губерний и о проведении по сему поводу подъездных путей! Капитал — 20 миллионов долларов. Знай наших! В Америке любят все en grand[14]. За здоровье Америки! Hipp, hipp, hourra!

— И верили?

— Ежели я им анекдот о России рассказывал! Как же не поверить? «В чьей земле руда?» — «В крестьянской!» — «А как же достать?» — «Отнимут!» Какой-то знающий нашелся: «Там, у вас, читал я где-то, учреждение такое есть… зем… зем… Оно не вступится?» — «Земство? Упразднят. По такому случаю упразднят!» И все