— Поясни подробнее свою мысль, — попросил Коготь друга.

— Дело в том, что пуля попала в плечо и прошла навылет, не зацепив ни одной кости. И это великая удача и счастье. Больно, конечно, и, безусловно, неприятно, однако по большому счету — мелочь. Вернемся на полигон, я наложу тебе несколько швов, и будешь бегать, как новенький, — сказал Самойлов Егорову, — еще лучше прежнего.

— Лейтенант, ты серьезно так быстро вернешь раненого в строй? — спросил Коготь, взглянув на Самойлова.

— Ну, может с неделькой я и поторопился, а вот через десять дней запросто можно будет брать Егорова на задание. Представляю, с какой злобой будет человек стрелять по фашистам, — покачал головой Самойлов. — А как дела с диверсантами? — спросил он у Когтя. — Взяли главного, товарищ майор?

— Да, взяли мокреньким, мать его, — сплюнул Коготь.

— В смысле? — повернул голову Самойлов.

— Он уже вплавь бросился, сволочь, когда я вцепился ему в спину. Короче, ведут его наши. Тебе, лейтенант, предстоит еще одна работенка.

— Какая?

— Фриц меня хотел ножом в воде пырнуть, но я опередил его, подрезал ему кисть руки. Надо будет перевязку немцу сделать.

— Я бы его перевязал, будь моя воля, автоматными очередями крест на крест.

— Нам он еще пригодится, — сев рядом с Егоровым возле дерева, сказал Коготь.

— Только это его и спасает, — произнес Самойлов.

Вскоре привели пришедшего в себя после «дуэли» с майором немецкого командира. Он был босиком. Нижняя губа сильно распухла и выдавалась вперед, что было результатом мощнейшего удара Когтя — немец зубами ее прокусил. Из раны на запястье правой руки капала кровь.

— По-русски говоришь? — взглянув снизу вверх на фрица, спросил Коготь.

Немец кивнул головой и ответил по-русски:

— Да, понимаю и очень хорошо говорю.

— Что ж, неплохо, — произнес майор. — У нас есть, конечно, переводчик, но беседовать на русском будет гораздо лучше и удобнее.

— Расстреляйте меня, — вдруг сказал немец, обращаясь к Когтю.

— С этим ты не торопись. Это же быстро делается. Успеется, — оборвал его майор.

— Зачем вы взяли меня в плен? Лучше бы застрелили, как всех моих людей.

— Не горячись, — сухо ответил Коготь. Помолчав, он спросил: — Ты командир группы?

— Да, я.

— По званию кто будешь?

— Майор.

Коготь и Андронов переглянулись. Они поймали крупную птицу.

— Я буду с Самойловым здесь, он перевяжет немца. Остальные идут закапывать убитых фашистов, нечего им валяться и людей пугать. Капитан, — окликнул Коготь Андронова, — каждого немца обыщите и заодно подберите сапоги майору, — кивнув на пленного, сказал Коготь. — Не пойдет же он босиком.

— Сделаем, товарищ майор, — ответил Андронов и, развернувшись, ушел.

За ним последовали Анютин и Абазов.

Закончив перевязывать Егорова, Самойлов осмотрел рану фашистского диверсанта.

— Здорово тебя полоснули, еще немного — и ты лишился бы нескольких пальцев, — заключил Самойлов.

Немец был в подавленном настроении и ничего не ответил. Еще бы, совсем недавно он командовал элитной группой Абвера, состоящей из офицеров, которых в данный момент русские контрразведчики закапывают как ненужный хлам. Раубех клялся Штольцу, своему непосредственному шефу, что обязательно выполнит поставленную перед ним сверхважную задачу. А что сейчас? Раубеха едва не придушил русский майор в воде, причем лишь потому этого не сделал, что захотел взять его в плен. И сейчас русский военный врач осматривает порезанную руку немца. От бессилия и отчаяния Раубех готов был взвыть.

«А может, броситься на русского офицера? Тогда он точно пристрелит меня. И, как последнее животное, меня зароют в землю в этой забытой богом тайге. И никто никогда не узнает, где похоронен майор Вальтер Раубех. Чертов инстинкт самосохранения», — размышлял немецкий диверсант, пока Самойлов спиртом смазывал пораненную руку фашиста, а затем перевязывал ее. Потом немецкому командиру связали веревками руки и ноги и бросили, как беспомощного младенца, под дерево.

Самойлов дал Егорову выпить немного спирта, наломал еловых веток, сделав на земле настил. Егоров лег и почти сразу же крепко уснул. Раубех лежал неподалеку, время от времени скрежеща зубами от злобы.

Стемнело, когда возвратились Андронов, Анютин и Абазов.

— Все сделали, как надо, Владимир Николаевич, в лучшем виде, — доложил капитан. — Фрицев, будь они тысячи раз прокляты, закопали.

— И тех, что на берегу убили? — уточнил майор.

— Да, все лежат в одной могиле. Я каждого обыскал, ничего интересного. Этому прихватил, — Андронов кивнул на связанного немецкого командира, — сапоги его убитого товарища. Не знаю, подойдут они фрицу или нет? Хотя подойдут, куда он, падла, денется, — Андронов, словно кость собаке, пренебрежительно бросил пару сапог немецкому диверсанту.

— Отлично. Сегодня переночуем здесь, а завтра на рассвете отправимся в обратный путь. Но прежде чем ложиться спать, хочу отметить геройские действия младшего лейтенанта Рамиля Абазова, все понимают о чем речь.

— Я такого в жизни никогда не видел, — восхищенно сказал Анютин. — Смерть летела на немцев сверху, с деревьев. Ножи мелькали как молнии.

— Да и потом, на берегу озера Абазов тоже действовал мужественно и умело, — заключил Коготь и тут же, словно спохватившись, добавил: — Я буду ходатайствовать перед начальством о награждении младшего лейтенанта Абазова боевой наградой.

— Служу Советскому Союзу, — тихо сказал Рамиль.

— Ну а теперь можно укладываться спать, — произнес Коготь.

— Товарищ майор, — окликнул его Абазов.

— В чем дело?

— Рядом озеро, позвольте искупаться. Когда еще такая возможность представится? Люблю я поплавать.

— Разрешаю, Абазов.

— А мне можно? — спросил Самойлов.

— А давайте и я пойду с вами, хоть сегодня уже и купался с этим фрицем, — майор кивнул на связанного Раубеха, — правда, особой радости это мне не доставило. А я, признаться, люблю реки и озера, тем более сейчас лето. Значит, капитан укладывается спать, а Анютин берет на себя охрану. Затем Анютина сменит Абазов.

— Есть, товарищ майор, — отозвался из темноты Абазов.

Коготь, Самойлов и Абазов отправились к озеру. Зрелище перед ними открылось поистине фантастическое. Над противоположным берегом висел огромный шар луны, серебристо-темными бликами отражаясь в Нельском озере.

— Красотища какая, — выдохнул Самойлов. — Даже не верится, что недавно здесь шел ожесточенный бой.

— Да, красиво, — вторил ему Коготь. — Луна такая огромная и близкая, словно в театре. Даже можно подумать, что бутафорская, не настоящая.