сказать пострадавшая. Но вместо слов он вдруг услышал тихий, но совершенно отчетливый смех, несколько грубоватый для такой молодой леди.

Клив Прескотт

Прескотт представить себе не мог, как можно вести поезд без машиниста, но он был поражен взволнованным тоном лейтенанта Гарбера. Он положил трубку и стремительно направился в тот конец диспетчерской, где сидел Коррелл.

— Поездом никто не управляет! — закричал он. — Его надо срочно остановить!

Коррелл возразил:

— Поезд не может идти сам по себе.

— Однако он идет. Не знаю как, но они сумели включить контроллер. Поезд неуправляем. И не спорь! Вагон уже приближается к "Саут Ферри". Если он вернется по кольцу на "Боулинг грин", он непременно врежется в стоящий там поезд. Ты можешь включить красный сигнал и остановить поезд? Если да, то ради бога поторопись!

— О, господи! — воскликнул Коррелл, и Прескотт понял, что на этот раз он ему поверил. — Диспетчерская "башня" может что-нибудь предпринять, если еще осталось время.

Он потянулся за микрофоном, но в этот момент диспетчерская "Невинз-стрит" вышла на связь сама.

"Пелхэм, 123" только что проследовал станцию "Саут Ферри". Идет на приличной скорости. Километров 50–60 в час. Через несколько секунд они въедут в кольцевой туннель…"

Прескотт глухо застонал. Однако Коррелл, к его удивлению, во весь рот улыбался.

— Не волнуйся. Я остановлю его, — улыбка расползлась еще шире. Он с демонстративным видом закатал рукава рубашки, затем воздел руки к потолку и, обращаясь в никуда, сказал:

— "Пелхэм, 123"! Я — великий и могущественный начальник управления движением — приказываю тебе остановиться.

Этого Прескотт не вынес. Он набросился на Коррелла с кулаками, и понадобилась помощь нескольких диспетчеров, чтобы растащить их. А потом, когда трое сидели на нем верхом и еще двое держали его за руки, они сказали ему о реле в начале кольцевой ветки.

— Там есть специальный датчик, — спокойно объяснял седовласый диспетчер с потухшей сигарой в уголке рта. — Если поезд входит в поворот на слишком высокой скорости, что несомненно произойдет с этим вагоном или, вернее, уже произошло, то автоматически включаются тормоза и поезд останавливается.

Коррелл полулежал, откинувшись в кресле, в окружении своих товарищей и держался за горло, в которое минуту назад вцепился лейтенант.

— Он знал об этом, — продолжал седой диспетчер, кивая на Коррелла, — и с его стороны это была всего лишь невинная шутка.

Злость уже не кипела в Прескотте, но еще и не рассеялась до конца.

— Вот потому-то я и решил задать ему трепку. Терпеть не могу таких дурацких шуток!

Окружной командир

— Вы говорите, их нет в поезде?! — крикнул окружной командир в микрофон, и радио повторило сообщение:

"Именно так, сэр. Совершенно верно, сэр".

Окружной наклонился к водителю:

— Срочно возвращаемся на Юнион-сквер. И жми на всю железку, плевать на ограничение скорости!

Шофер развернул машину так резко, что завизжали покрышки.

— Жаль, что я не доверился своей интуиции, — сказал окружной командир комиссару. — Они все-таки там, позади.

— Ты хочешь сказать, они там были? — заметил комиссар. — Надо признать, что нас провели, и чертовски ловко.

— Поднажми еще! — крикнул окружной командир водителю.

— Дюжина полицейских машин будет там раньше нас, — грустно сказал комиссар, — но они тоже опоздают.

Окружной командир с досады сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.

Анита Лемойн

Кто-то вслух проклинал старика. А когда Анита обернулась посмотреть, что там происходит, большинство пассажиров сгрудились в задней части вагона. Пробормотав ей что-то, туда же отправился и театральный критик.

Старик сидел на своем месте с низко опущенной головой. Губы его дрожали. Какого дьявола! Кого он оплакивает? Себя? Или тот красный светофор, которого так и нет? И зачем ему плакать по себе? Разве он не достаточно пожил на этом свете?

Рядом с ним сидит прямой, как палка, негр. Делает вид, что ничего особенного не происходит. Закинул ногу на ногу и покачивает небрежно ботинком. Что ж, по крайней мере эти двое сумеют погибнуть достойно. Да, и еще пьяница, которая так и похрапывает, ничего не подозревая. Ничего себе трио!

Вагон ворвался на станцию "Саут Ферри", и перед ней предстала знакомая уже сцена: бушующая толпа на платформе, мелькающие в воздухе кулаки. Станция сверкнула мимо, и вагон снова окунулся во мрак туннеля. И что теперь? Впереди она вдруг увидела резкий изгиб туннеля и внезапно поняла, что будет теперь. На такой скорости им не вписаться в этот поворот. Колеса слетят с рельсов, вагон врежется в стену туннеля, в колонны… Она крепче уперлась ногами в пол и тут увидела наконец впереди красный сигнал, под которым горел еще и белый огонек. Что ж, старик был все-таки прав, но теперь уже слишком поздно. Им не вписаться в эту крутую дугу…

Она почувствовала сильный толчок под ногами, и ее бросило вперед, прижав к стеклу двери. Раздался громкий шипящий звук. Из задней части вагона донеслись крики. Еще через секунду вагон полностью остановился…

После некоторого замешательства раздался взрыв радостных возгласов, а Анита подумала: "Что ж, радуйтесь, люди. Вы остались живы и имеете возможность продолжать влачить свое жалкое существование". Она повернулась и облокотилась о дверь. На нее смотрел старик и пытался улыбаться:

— Ну что, девушка, разве я не говорил вам, что мы непременно остановимся?

Алкоголичка вздрогнула всем телом и открыла глаза:

— К-ка-кая это оста…?

Браво! Блестящая реплика, подумала Анита. И главное — как вовремя! Она открыла кошелек и положила десятидолларовую бумажку на груду грязных тряпок, владелица которых, кажется, снова отключилась.

Лонгмэн

Сквозь решетку аварийного выхода Лонгмэн слышал звуки города. Как только он начал приподнимать решетку, чья-то нога чуть не наступила ему на пальцы, и он отдернул руку. Через несколько секунд Лонгмэн поднялся еще на ступеньку выше по лестнице и уперся в решетку обеими руками. Она заскрипела на ржавых петлях. На голову Лонгмэну посыпался дождь мусора и кусков грязи. Он поднажал еще и по плечи высунулся наружу. В этот момент снизу донеслись выстрелы. Он замер, но потом решительно подтянулся и перебросил ноги на тротуар.

Перед ним была ограда парка, сзади тротуар. Он осторожно опустил решетку люка, бросив ее, только когда она была всего в. нескольких сантиметрах от горизонтального положения. Она упала с грохотом, подняв облачко пыли. Некоторые прохожие обратили на него внимание, но никто из них не остановился. Знаменитое нью-йоркское равнодушие, подумал он с облегчением и перешел на другую сторону улицы, чтобы смешаться с потоком людей. Впереди на углу 17-й улицы он увидел полицейский автомобиль. Какой-то человек склонился к окну и разговаривал с сидевшим внутри полисменом. Стараясь смотреть прямо