когда я сказал, что Вулф занят, и спросил, не подойду ли взамен я, он проквакал, что нет, и бросил трубку. А вот второй звонок, на который я ответил уже внизу, в кабинете, был от Лона Коэна из «Газетт», который, напротив, всегда предпочитал иметь дело именно со мной, а не с Вулфом. Лон интересовался, когда лучше подослать фоторепортера, чтобы заснять, как Вулф будет кормить дерьмом копов. Похоже, у одного из двоих полицейских, которые уносили Хетти из дома, был свой лазутчик в редакции «Газетт». Ясное дело, Лона интересовало еще и многое другое, но я сказал, что с ответами придется повременить, пока они у меня самого появятся.

Я сидел и ломал голову, не стоит ли снова заглянуть к Вулфу, когда телефон позвонил в третий раз. Натаниэль Паркер извинился, что не сумел вызволить нашу клиентку из заточения, пояснив, что потратил целых три часа, чтобы выяснить, где она находится, а в результате встретился с ней лишь около полуночи. И высказал надежду, что к полудню ее выпустят.

В девять утра троица спустилась. Мне всегда казалось, что один из секретов их успеха заключался в том, что никто из них не походил на сыщика. Взять, например, Сола Пензера: маленький, жилистый, с огромным носом – вылитый таксист. Коренастый, широкоплечий и почти лысый Фред Даркин сошел бы за носильщика. А высокий и элегантный Орри Кэтер вполне мог бы торговать дорогими автомобилями. Войдя в кабинет, Сол сказал, чтобы я выдал каждому из них триста долларов подержанными купюрами. Открывая сейф, я проворчал, что даже с учетом инфляции и переименования консьержей в суперинтенданты красная цена им полсотни, и предложил вернуть разницу. Орри сказал, что ничего не выйдет, потому что им, по всей видимости, придется подкупать еще клерков, лифтеров и соседей. Сол добавил, что каждый из них будет звонить мне примерно раз в два часа.

Выпроводив всех троих, я занялся обычными утренними делами: вскрыл почту, вытер пыль на столах и занес в картотеку свежие сведения о размножении орхидей, которые Теодор кладет мне на стол каждый вечер. Однако всем этим занимались только мои глаза и руки, тогда как мысли бродили вдалеке. Из всего круга моих обязанностей, от затачивания карандашей до выкручивания рук посетителям, хватающимся за оружие, наиважнейшая состоит в том, чтобы пилить и подкалывать Вулфа. И он это отлично знает. Только таким образом мне удается держать его в тонусе. Порой даже я не могу сказать, на самом деле он работает или только притворяется. Вот этот вопрос и мучил меня в то утро. Если Вулф просто тянул время, чтобы лишний раз не утруждать свой гениальный мозг, и послал за Солом, Фредом и Орри лишь для отвода глаз, то моя задача заключалась в том, чтобы подняться в оранжерею и начать его доводить. Старая как мир история, однако дело на сей раз осложнялось тем, что, когда Вулф прищурится и спросит: «А что ты предлагаешь?», я не найду что ответить.

Вот какие мысли бродили в моей голове, когда в начале одиннадцатого позвонили в дверь и я отправился в прихожую посмотреть, кого еще нелегкая принесла. Это оказался Альберт Лич, в шляпе, так же надвинутой на глаза. Я открыл дверь.

– Доброе утро, – поздоровался он, запуская руку во внутренний карман пальто.

Я решил, что он собирается вновь предъявить мне удостоверение.

– Не стоит, – величественно махнул я рукой. – Я вас и так узнал.

Однако вместо удостоверения он извлек сложенный вчетверо листок и предъявил мне.

– Ордер, выданный Федеральным окружным судом, – процедил Лич.

Я развернул листок и сперва пробежал его глазами, а затем внимательно прочитал от начала до конца.

– Знаете, а ведь это нечто новенькое. До сих пор нам еще не вручали ордеров, выданных Федеральным судом. Мистер Вулф будет рад добавить его к нашей коллекции. – С этими словами я убрал бумажку в собственный карман.

– Обратите внимание, – начал Лич, – что мне даны полномочия подвергнуть ваш дом обыску, чтобы найти указанный предмет.

– О, не извольте беспокоиться. Вы же слышали, как вчера я сказал Кремеру, что положил сверток в сейф. Он и сейчас там. Заходите.

Я посторонился, впуская его.

Манеры у секретного агента были безукоризненные. Войдя в прихожую, он снял шляпу, подождал, пока я не запру дверь, и лишь тогда проследовал за мной в кабинет. Я открыл сейф, вынул из него оберточную бумагу и, зажав двумя пальцами – большим и указательным, – положил ее на свой письменный стол. Затем принес пачку банкнотов и бечевку.

– Вот, пожалуйста, – заявил я. – Сняв с бумажек отпечатки пальцев, я снова заворачивать их не стал.

Лич стиснул зубы.

– Что-то я не припомню, чтобы вы говорили инспектору Кремеру про отпечатки пальцев, – противным голосом прогнусавил он.

– Разве? – Я изумленно вскинул брови. – А мне казалось, что говорил. Впрочем, процедура эта, после того как Эннис рассказала, как и где нашла сверток, была совершенно автоматической. Но, кроме ее и моих, вы никаких других отпечатков не найдете. Мне, во всяком случае, это не удалось, хотя я действовал весьма тщательно.

– Вы прикасались к уликам! – возмутился Лич.

– Разве тогда это были улики? – обиженно спросил я. – Улики – чего? Как бы то ни было, все отпечатки на месте. Я дам вам пакет для переноски, однако сначала мы пересчитаем все деньги и вы напишете мне расписку. Они ведь по-прежнему принадлежат мисс Хетти Эннис.

Лич открыл было рот, но тут же его захлопнул. Он оказался в щекотливом положении. Он прекрасно знал, что я знал, что он знает, что я знаю, что деньги фальшивые, а следовательно, нам обоим было отлично известно, что Хетти не видать этих денег как своих ушей, однако предпочитал пока об этом молчать.

– Ладно, давайте договоримся так, – предложил я, видя его мучения. – Взвесим их на почтовых весах. Кладите.

Лич послушно положил деньги на чашку весов. Стрелка чуть-чуть не дотянула до семнадцати унций. Я вынес ему из кухни чистый пакет для продуктов, сел за стол, придвинул к себе пишущую машинку и отстучал расписку на шестнадцать и одиннадцать двенадцатых унции двадцатидолларовых купюр. Меня так и подмывало добавить «в идеальном состоянии», но я вовремя припомнил, как Лич предупреждал меня не играть в кошки-мышки с Секретной службой. В то самое мгновение, когда я протягивал ему расписку и ручку, в дверь снова позвонили, и я пошел в прихожую.

Это был инспектор Кремер. Я открыл дверь и впустил его. Заперев дверь на засов и обернувшись, я увидел перед своим носом сложенную вчетверо бумажку. Прочитал.