Вечером, после прогулки с друзьями и сыном, Катон снова возбудил подозрение спутников, необычайно тепло прощаясь с ними. Придя в спальню, он стал читать диалог Платона «О душе». Уже почти дочитав книгу, Катон обнаружил отсутствие меча, позвал слугу и спросил, кто унес меч. Раб ничего не ответил. Не желая, чтобы слуги догадались о его истинных намерениях, Катон продолжил чтение, но через некоторое время как бы невзначай велел принести меч. Не дождавшись его, он стал проявлять беспокойство и принялся звать все новых слуг, давая им то же поручение. В конце концов, Катон возмутился и стал кричать, что его слуги и сын хотят предать его безоружным в руки врага. Он даже ударил одного из слуг в порыве гнева и повредил себе руку.

На его крики прибежали друзья и Порций. Сын со слезами просил отца успокоиться. Катон отвечал: «Где и когда, неведомо для меня самого, уличили меня в безумии, что теперь никто со мной не разговаривает, никто не старается разубедить в неудачном, на чужой взгляд, выборе или решении, но силой препятствует мне следовать моим правилам и отбирает оружие?! Что же ты, мой милейший? Ты еще вдобавок свяжи отца, скрути ему руки за спиной, чтобы, когда придет Цезарь, я бы уже и сопротивляться не смог! Да, сопротивляться, ибо против себя самого мне не нужно никакого меча – я могу умереть, задержав на короткое время дыхание или одним ударом размозжив себе голову о стену».

Выслушав отца, Порций плача вышел из его спальни. Покинули Катона и все остальные, кроме входивших в число его приближенных философов Деметрия и Аполлонида. К последним Катон обратился с такой речью: «Неужели вы думаете силой удерживать среди живых человека в таких летах, как мои, и караулить меня, молча сидя рядом? Или же вы принесли доводы и доказательства, что Катону не страшно и не стыдно ждать спасения от врага, коль скоро иного выхода он не находит? Отчего же вы не пытаетесь внушить нам это, не переучиваете на новый лад, чтобы мы, отбросив прежние убеждения и взгляды, с которыми прожили целую жизнь, стали благодаря Цезарю мудрее и тем большую питали к нему признательность? Со всем тем я еще не решил, как мне с собою быть, но, когда приму решение, я должен иметь силу и средства выполнить его. Решать же я буду, в известной мере, вместе с вами – сообразуясь с теми взглядами, каких, философствуя, держитесь и вы. Итак, будьте покойны, ступайте и внушите моему сыну, чтобы он, коль скоро уговорить отца не может, не обращался к принуждению».

Через некоторое время после ухода философов маленький мальчик принес меч. Проверив его остроту, Катон произнес: «Ну, теперь я сам себе хозяин». Затем, отложив оружие, вернулся к чтению. Перечитав книгу дважды, Катон крепко заснул, его храп был слышен даже за пределами спальни. Около полуночи он позвал лекаря и своего помощника Бута. Лекарь перевязал воспалившуюся рану на руке, а Бут был отправлен к морю, чтобы узнать, все ли отплыли. Домашние подумали, что это хороший признак и Катон принял решение остаться в живых.

Получив известие от помощника, что почти все беглецы отплыли, но на море сильное волнение, Катон снова послал Бута к морю проверить, не вернулся ли кто и не нуждается ли в помощи. Под утро он задремал.

Вскоре вернулся Бут и сказал, что в гавани все в порядке. Катон лег, как будто собирался спать, а помощника попросил закрыть дверь. Оказалось, он только хотел убедиться перед смертью, что беглецы благополучно отбыли из города. Как только Бут вышел, Катон вонзил себе в живот меч, но умер не сразу. Упав с кровати, он опрокинул стоявший рядом столик. На шум в комнату ворвались слуги, друзья и Порций. Они застали Катона в луже крови, с вывалившимися внутренностями, но еще живого. Врач успел вложить внутренности на место и зашить рану, но Катон, очнувшись, оттолкнул врача и, разорвав швы, умер.

Ему было сорок восемь лет.

Весть о его смерти разлетелась с невероятной быстротой. Вскоре весь Совет Трехсот собрался у дома Катона, а через некоторое время к ним присоединились и толпы горожан. Даже известие о приближении Цезаря не смогло пересилить уважение к покойному, которое было так велико, что, несмотря ни на что, были устроены пышные похороны. Катона похоронили на берегу моря, а позже на этом месте поставили его статую.

Узнав о смерти Катона, Цезарь сказал: «Ох, Катон, ненавистна мне твоя смерть, потому что и тебе ненавистно было принять от меня спасение!».

Его сыну Цезарь не причинил вреда. Позднее он геройски погиб в битве при Филиппах, сражаясь на стороне Брута.

(род. в 69 г. до н. э. – ум. в 30 г. до н. э.)

Клеопатра Египетская – одна из самых знаменитых женщин древней истории. Живая легенда древнего мира, которая превратилась в безжизненный идол, имя нарицательное. Дошедший до нас образ последней царицы Древнего Египта настолько невероятен, что существует сам по себе, без всякой связи с реальной женщиной. Лубочный образ сладострастной и томной красавицы, созданный сначала классиками литературы, а потом растиражированный Голливудом, давно уже похоронил историческую личность. Красивая, умная и страстная последняя женщина-фараон, истинная египтянка и гордая дочь Птолемеев – вот вкратце наши представления о Клеопатре.

Сегодня Клеопатра – не более (но и не менее) чем трафарет, образец для женщин, желающих примерить на себя роль роковой красавицы, к ногам которой бросают царства. Она, реальная женщина, превратилась в романтическую легенду о самой прекрасной из живущих. Образ, конечно, соблазнительный, но уж слишком нереальный. Какая-то коллективная проекция.

Однако находятся люди, стремящиеся очистить образ египетской царицы от пыли тысячелетий. Историк Люси Хугс-Холлит отстаивает историческую Клеопатру – умную, циничную, отчаянную владычицу Древнего Египта. Действительно, трудно поверить в то, что Клеопатра могла столько лет править страной только благодаря своим «женским чарам» – если бы это было так, ее бы давно уничтожили или, во всяком случае, превратили бы в наложницу без права голоса. Конечно, обольщение было одним из способов завоевания власти, но для того, чтобы ее удержать (в условиях постоянных войн и политических убийств), нужно было обладать незаурядным стратегическим умом, политической изворотливостью и жесткостью.

Джон Апдайк сделал попытку проникнуть в первое столетие до нашей эры, на которое пришлись 38 лет жизни египетской царицы, но и он не смог продраться сквозь дебри фальсификаций и скабрезных анекдотов, полностью замутивших первоначальный облик Клеопатры.

И наконец, финальным аккордом стало открытие в Британском музее выставки 11 скульптур, которые неопровержимо являются портретами Клеопатры. Элизабет Тейлор и Вивьен Ли отказались бы играть египетскую царицу, если бы видели эти статуи раньше: малорослая и коренастая толстушка с кривыми зубами и длинным, как у Буратино, носом. И это тот самый нос, от которого, по словам Паскаля, зависели судьбы мира!