Двигаясь тихо, как только можно, она отодвинула щеколду, приоткрыла стеклянную дверь и ступила на веранду. Ее окатило волной влажного воздуха, пахнувшего жимолостью и мокрой землей. Оливия огляделась по сторонам. По стене дома метались подвижные, меняющие очертания тени. Дальний конец веранды утопал в темноте, обеспечивая тайное укрытие для любого незваного гостя. Откуда-то справа доносились мягкие, повторяющиеся звуки, происхождение которых было скрыто во мраке. Таинственные скрипы, свисты или стоны заглушались почти полностью мягким шумом падающего дождя.

В это время ночи, под таким дождем, словно отсекающим их от всего внешнего мира, Большой дом казался расположенным на необитаемом острове, словно перенесенный мощным ураганом, который подхватил его и опустил посреди болот. «Нужно возвращаться, – подумала Оливия, – и немедленно. И плотно закрыть за собой окно».

Она уже была готова последовать мудрому решению, как вдруг заметила, что одно из кресел-качалок в дальнем конце веранды покачивается. Замерев на месте, Оливия смотрела, как оно медленно раскачивается вперед-назад. Именно оттуда и доносились те таинственные звуки, которые она слышала.

В кресле кто-то сидел.

Ей удалось различить темный силуэт, оттененный белизной сиденья, спинок и ручек кресла. В голове роем пронеслись мысли о зомби, призраках и прочей нечисти, пока она не поймала себя на том, что в таинственном силуэте есть что-то знакомое.

– Сет? – выдохнула она, едва живая от страха.

Ответа не последовало, только мерно продолжало раскачиваться кресло. И все-таки теперь Оливия не сомневалась, что это он.

– Сет? – Оливия сделала шаг в его сторону, забыв о том, что на ней, кроме ночной сорочки, ничего нет. Зябко обхватив себя руками, она неслышно двинулась в его сторону, ступая босыми ногами по деревянному полу веранды. Похоже, что он ее не заметил, судя по неизменному ритму движений кресла-качалки.

Снаружи по-прежнему темной полупрозрачной стеной лил дождь. Налетевший порыв ветра вперемешку с дождем подхватил полы ее розовой сорочки, взметнул их, словно крылья, захлопал по щиколоткам.

– Сет?

Это был он. Оливия подошла довольно близко, чтобы убедиться в этом, и, вглядевшись, нахмурилась: в тяжелой линии его профиля было что-то тревожное. Он невидящим взглядом уставился в ночь, где невозможно было ничего разглядеть, вцепился пальцами в квадратные деревянные наконечники ручек кресла и уперся ногами в пол, ритмично раскачивая кресло взад-вперед.

Что-то произошло. Оливия поняла это задолго до того, как подошла к нему. Положив руку на замысловато сплетенную спинку кресла, она взглянула на него сверху вниз.

– Тетя Келли?.. – спросила она сухим, сдавленным голосом.

Он поднял голову, глаза его ввалились, под ними залегли темные круги.

– Мама умерла в час семнадцать. – Голос Сета был спокойным. Неестественно спокойным.

Оливия ожидала этих слов, но сейчас, произнесенные его тусклым голосом, они поразили ее.

– О нет… – выдохнула она, обретя снова дар речи. Слезы брызнули из глаз, потекли по щекам. – Сет, я так тебе сочувствую!

– Скажу об этом Хлое завтра утром. – Он по-прежнему говорил отрешенно, взгляд, скользнув по ней, устремился вдаль, кресло снова пришло в движение, мерно раскачиваясь взад-вперед, взад-вперед – ужасающий ритм скорби. – Я только не знаю, надо ли завтра отправлять ее в школу. Как ты думаешь?

– Я считаю, ей нужно остаться дома. Ей будет очень тяжело. Тетушка Келли так ее любила. – Оливия почувствовала, как боль затопляет ее. Если ей так плохо от известия о смерти Келли, то какие же страдания должен испытывать Сет?

Он поморщился, и это было единственное проявление чувств, которое она в нем заметила. Оливия знала, насколько они были близки с матерью, насколько ему сейчас тяжело. Куда тяжелее, чем Хлое. Как ни любила Келли Хлою, Сета она любила еще сильнее. Но, как настоящий мужчина, каким его воспитали, Сет изо всех сил старался держаться.

Он знал одно – перед скорбью нужно быть стойким.

– Я был там, пока они не увезли ее. Уйти, оставив маму там, в той палате, с чужими людьми, – это самое страшное что я испытал в жизни. – Он обращался не к ней, а к дождю, к ветру, к ночи. Ни разу не взглянул на нее.

– О, господи, Сет, – снова беспомощно проговорила Оливия. Она наклонилась, чтобы обнять его, руки скользнули вдоль его плеч, и, повинуясь безмолвному порыву успокоить его, прижалась мокрой щекой к его щеке.

– Ливви…

Обхватив ее за талию, он притянул ее на колени. Она не сопротивлялась. Сет скользнул руками по ее телу, потом крепко прижал к себе. Обняв за шею, Оливия спрятала лицо у него на плече, не стесняясь слез, подобно дождевому потоку, хлынувших из глаз. Она плакала за него, потому что он не мог плакать. Она плакала за себя, за тетушку Келли, и за Хлою, и за Айру, и за всех тех, кто любил Келли Ар-чер и скорбел о ней.

Он продолжал сжимать ее в объятиях, пока она плакала. Она ощущала, как вздымается и опускается его грудь при дыхании, чувствовала твердые мускулы рук, крепко сжимавших ее. все его сильное, статное тело. Она замерзла, и Сет согревал ее своим теплом. Она прильнула теснее к его груди, и он поглаживал, покачивал и ласкал ее, словно это помогало ему успокоиться самому.

– Она поговорила со мной, – вдруг сказал он. – Прямо перед…

Голос его осекся, он шумно вздохнул, не в силах продолжать дальше.

Подняв голову, Оливия заглянула ему в глаза. Он был совсем рядом, в нескольких дюймах, и даже в темноте она прочла на его лице и губах отпечаток скорби. Но самое страшное таилось в его глазах. Темные и влажные, они были устремлены куда-то в ночь, и это был взгляд глубоко раненного и страдающего от боли создания.

– Сет, – прошептала она и нежно поцеловала его в губы, надеясь отвлечь, предложить противоядие от скорби. Но его реакция оказалась неожиданной.

Он скользнул по ней взглядом, впившись в ее глаза. Притянув ее к себе, Сет поцеловал ее, глубоко, жадно, словно не мог насытиться прикосновением нежных ее губ. Она закрыла глаза, едва слышным стоном выражая согласие, крепче обвила руками его шею и поцеловала в ответ. Оливии показалось, будто он хочет испить, вобрать в себя ее душу. Сердце ее заколотилось с новой силой, гулко отдаваясь в висках, тело затрепетало. Сет нащупал ее грудь под тонким нейлоном, накрыл ее ладонью, слегка сжимая и поглаживая. Горя желанием, изнемогая от страсти, Оливия выдыхала переполняющие ее чувства в его уста. Все мысли о потере, о скорби, о том, что было и что будет, растаяли, уступив место настоящему.

И в этом настоящем Сет целовал ее, его рука покоилась на ее груди, ее тело горело желанием.

Больше ничего не существовало в окружающем их мире.

Оторвавшись от ее губ, Сет резко поднялся, поднял ее на руки. Кресло жалобно скрипнуло, выпуская их из своего плена. Обхватив ее одной рукой за шею, а другой под колени, Сет повернулся и широкими шагами направился к ее двери, оставленной приоткрытой.