Вечерами он вызывал по три такси, и мы ехали есть в Гринвич-виллидж, играть в бильярд на Восемьдесят шестую улицу или смотреть кино на Таймс-сквер. В его любимом ресторанчике на Четвертой улице он оставил одной официантке пятьдесят долларов чаевых, но только после того, как она стала ему кланяться и улыбаться. Все двенадцать человек, которых кормил Карлос в тот вечер, хохотали, как подорванные.

Карлос стал очень скрытным. С Фифом, Джейми или кем-нибудь другим из моих приятелей он регулярно выезжал куда-то на такси, никому не сообщая, куда они направляются. Мне он просто говорил, что у него личное дело, и просил остаться в мотеле. Со своего мобильного телефона он говорил, только выходя на балкон, и всем заявил, чтобы никто никогда не спрашивал его, с кем он общался. Я не знала, с кем он говорит и куда ездит.

Я наблюдала, как Джейми и другие девушки смеются, закидывая голову, над его шутками и совершенно свободно входят в личное пространство Карлоса, берут его за руку или щиплют за щеки. Однажды Диана, сидя у него на коленях, заявила: «У тебя такие милые веснушки». С некоторыми из моих приятелей у него появились общие шутки, смысл которых я не понимала. Сэм однажды в порыве откровенности сказала, что у нее было несколько разговоров с Карлосом очень личного характера. Тогда впервые в жизни я сильно на нее обиделась, и приблизительно в то время мы перестали вести наши собственные доверительные разговоры. Мне казалось, что наши отношения окончательно и бесповоротно испортились.

Я никому не говорила об этом вслух, но относительно Карлоса у меня появилось два серьезных подозрения. Во‑первых, все его поездки по неизвестным адресам с моими приятелями были связаны с продажей наркотиков. Эта мысль родилась, когда я поняла, насколько похож стал Карлос на наркоторговцев Юниверсити-авеню. В мешковатые джинсы можно много чего спрятать. У него появился пейджер и мобильный телефон, при помощи которых клиенты и поставщики могли с ним связаться. Он начал носить гангстерские бусы, цвета которых вполне могли оказаться цветами его банды, и он не снимал их даже в душе.

Во‑вторых, я начала подозревать Карлоса в том, что он спит с другими женщинами, и, вполне вероятно, с Сэм. У меня не было никаких доказательств. Это было чувство, которое никогда меня не покидало.

Я стала волноваться. Я следила, сколько Карлос тратит, и говорила ему, что он ежедневно выкидывает на ветер сотни долларов. Я напоминала о съеме квартиры, убеждала, что дешевле покупать вскладчину и, ко всеобщему недовольству, подняла вопрос об отказе от такси, потому что метро стоило доллар двадцать пять центов. Карлос хранил чеки как зеницу ока и сказал мне, что скоро перейдет на режим экономии. А пока он тратит, почему бы мне не расслабиться и получать удовольствие – я же так настрадалась и намучилась за последнее время. И вообще – с чего это вдруг я стала такой серьезной? Он быстро поцеловал меня, словно клюнул.

Иногда, когда Карлос развлекался со своей «свитой», я из телефонного автомата звонила в квартиру Брика. Порой Лиза говорила, что маму забрали в больницу, а порой, что мама дома. Лиза общалась со мной механически, единственное, что я чувствовала, было ее осуждение. Однажды на мой звонок ответила мама и спросила, когда я принесу ей подушки, после чего сообщила, что дорога открыта, надо ехать и красить четыре стены.

Голос у мамы был, как у маленького, несознательного ребенка, отчего у меня возникало чувство, словно мне иголки загоняют под ногти. Я старалась не плакать, но прекрасно знала из статей, которые прочитала в библиотеке на Сорок второй улице, что одной из последних стадий СПИДа является деменция.

«Лиззи, – сказала мне однажды сестра. – Я не знаю, чем ты там занимаешься, но тебе надо увидеть мать. Ты можешь думать, что еще успеешь это сделать, но это совсем не так».

В голосе Лизы была злость, но я не могла ей объяснить, что боюсь видеть маму на пороге смерти. Я быстро закончила тот разговор.

* * *

Однажды Карлос устроил регги-вечеринку, на которой мы так громко слушали музыку, что нас выгнали из мотеля. Мы переехали в другой – старое двухэтажное здание с балконами и розовой неоновой вывеской, расположенное на задворках города. Из окна ванной был виден парк Ван-Кортландт. Карлос сказал, что здесь можно шуметь сколько душе угодно.

Он продолжил веселиться, а я попросила, чтобы он снял отдельную комнату, в которой я бы могла поспать. Когда я пошла спать, двоюродная сестра Фифа по имени Дэнис громко лопнула мне в лицо пузырем из жвачки и взяла Карлоса за руку. Я перенесла в комнату некоторые свои вещи, а также вещи Карлоса и Сэм.

Из сумки с одеждой торчал край газеты с объявлениями о сдаче квартир. Я сняла телефонную трубку, попросила администратора мотеля дать мне выход в город и набрала жирно обведенный номер.

Мне ответил женский голос.

Девушку звали Катрин, она работала официанткой в каком-то зале для игры в бильярд и понятия не имела о сдаче квартир. Я повесила трубку после того, как она во второй раз спросила, откуда у меня этот номер.

– Да заткнитесь вы! – в сердцах сказала я в потолок, откуда слышались звуки музыки. – Заткнитесь!

В ту ночь, когда мой бойфренд, лучшая подруга и масса незнакомых мне людей веселились, пили и курили травку, я спала без снов, одна-одинешенька, в номере мотеля, вдыхая кислый запах выкуренных давным-давно сигарет.

На следующее утро меня разбудил голос Карлоса.

– Эй, Шэмрок, завтракать будешь? – спросил он. Рядом с Карлосом стояла Сэм.

– А где все? – поинтересовалась я. Солнце ярко светило, и по их виду я поняла, что они не ложились спать.

– Уехали, – ответил Карлос. – Собрали манатки и испарились час назад.

Сэм потерла живот и произнесла:

– Уууу, я такая голодная! Еда!

У меня был выбор: устроить разборки Карлосу по поводу телефонных номеров, а также обсудить его поведение или не делать этого. Я посмотрела на Карлоса и поняла, что совершенно его не знаю. Он казался незнакомцем, хитрым человеком, который хранит свои тайны. Но тут он улыбнулся и снова превратился в старого знакомого Карлоса. Удивительно, как мое восприятие человека могло так сильно меняться. Интересно, какие чувства он испытывал ко мне? Если бы он всегда был понятным, а не заставлял меня ломать голову над вопросами…

Я встала с кровати, решив сдержать свой гнев и не устраивать Карлосу разборок. Буду жить, как раньше. Чего я добьюсь, если закачу сцену? Ведь, если мы разругаемся, мне некуда идти. У меня нет ни дома, ни семьи. Я решила вести себя так, будто все в порядке.

– Да, пойдем и поедим.

Я надела на себя три свитера, перчатки с обрезанными пальцами, которые дала мне Сэм, вязаную шапку и пошла за ними. В соседнем здании было небольшое кафе. Казалось, что долгие годы никто не мыл в нем пол и не протирал стекла, но кухонное оборудование было блестящим и новым, а в воздухе витал опьяняющий запах жареного бекона и яичницы.

– Девушки, заказывайте, что вам угодно, – произнес Карлос.