«Если он сейчас уйдет, я не смогу остаться одна! Сердце разорвется на части! – подумала Рита. – А он больше не вернется, я чувствую. Он не из тех, кто возвращается. Но я не хочу его потерять! Кто-нибудь, помогите, придумайте что-нибудь! – Она почти взмолилась. – Ну где же вы, подруги?»

И тут раздался спасительный звонок в дверь. Рита открыла. И Таня, и Лялька, и Вадик с Костиком стояли довольные и радостные в дверях и помахивали связкой новеньких ключей.

– Пустите погреться, если вы еще не все выпили! – все вместе сказали они, и Рите стало понятно, что поездка в новогоднюю ночь сблизила и их.

– Конечно! – сказала она. – Заходите! Заливную рыбу мы изжили, как главного врага, но, как вы помните, на плите стоит шикарная индейка, и если ее поставить в духовку, то через сорок минут она будет совершенно готова! – Рита повернула голову и посмотрела на своего ночного гостя. Он, улыбаясь, ответил ей взглядом и выкинул ее и свою пачки сигарет в мусорное ведро.

Ноябрь 2003 года

Италией Лара наслаждалась сполна. Ее восхищали Флоренция и Пиза; в Сиене она цитировала строчки из Данте; в Остии бегала в прозрачной тунике среди полуразвалившихся колонн, как заправская древняя римлянка, в Венеции же Лара готова была провести всю свою жизнь. Она заставила меня исплавать и исползать этот город вдоль и поперек, не давая отдохнуть ни на минуту. Она часами могла простаивать огромные очереди, чтобы попасть на экскурсию в какой-нибудь знаменитый музей и с волнением настоящего золотоискателя, отыскавшего наконец крупицу золота в сотнях лотков промывного песка, утверждать, что Тинторетто с его сочностью красок и волшебной игрой света является ближайшим прародителем импрессионизма. Она сокрушалась, что до нее этого никто не заметил, и это вполне могло бы стать темой чьей-нибудь диссертации. А я, уже начинающий уставать от обилия терминов и необходимости смотреть туда, куда указывала ее тонкая ручка, унизанная браслетами, все-таки не мог не отдать должного ее знаниям и чувству прекрасного, которые как-то очень подходили к ее нежному, веселому облику.

В Москву мы вернулись женихом и невестой. В течение нескольких дней после возвращения Лара обзванивала знакомых и между делом сообщала, что своим путешествием мы отмечали нашу долгожданную для всех, кто нас знал, помолвку. В выходные мы устроили по этому поводу вечеринку с просмотром небольшого фильма, который я снял.

– Что поделаешь, я слаба! – тихим голосом говорила Лара, опустив глаза в бокал привезенного сладкого вина. – Вид с залива на город каждый раз вызывал у меня слезы! Красота, оказывается, действительно такой драйв!

Возразить на это было нечего, и все в знак согласия отпили по глотку. Я включил изображение с камеры.

– Ну, посмотрите, разве не прелесть?!

Я отлично помнил эпизод, к которому все сейчас приковались взглядами. Это было на площади Святого Марка. За приличную плату местный мальчишка специальной подкормкой приманивал к туристам голубей, для того чтобы они могли с ними сфотографироваться. Хрупкая фигурка Лары была сплошь облеплена этими птицами. Штук пять откормленных пернатых сидело у Лары на голове, словно у дрессировщицы в цирке, и с десяток гнездились по ее плечам и рукам.

– Смотрите не на меня! – говорила Лара нашим гостям. – Смотрите на мальчика – вот типаж!

Деловой итальянский мальчишка с виду ничем не отличался от его кавказских собратьев, помогающих родителям за прилавками московских и подмосковных рынков. Но чуткий к искусству глаз Лары сумел выделить в его внешности удлиненный древнеримский профиль и природный артистизм, присущий, по ее словам, романским народам. И уж совсем умилительной показалась зрителям сцена, в которой Лара на неплохом итальянском пыталась выведать у мальчишки, не собирает ли он таким образом деньги на получение образования. Но юный романец то ли не понимал Ларин неплохой итальянский, то ли решил ни за что не сознаваться в своих намерениях, но молчал, как партизан. Что, кстати, было психологической ошибкой с его стороны, так как под идею образования Лара не пожалела бы ему еще десятку евро, которую он мог бы истратить на сигареты и пиво. Наконец Лара, измучившись с ним и с голубями, немилосердно ее царапавшими, вдруг отчаянно завизжала и с брезгливым выражением лица согнала с себя всю стаю. Я протянул подростку деньги, а Лара потом еще долго отряхивалась, вытирала себя бумажным платочком и жалобно приговаривала:

– Эти поганые птицы изгадили мне всю футболку, которую я в прошлом году привезла из Парижа!

Но эти слова уже остались за кадром, как и исчезнувший в направлении следующих туристов итальянский пацан.

Потом разговор гостей плавно перетек в другие сферы, а перед расставанием один мой приятель пригласил нас с Ларой погостить к себе на выходные. Посмотреть новый дом, который он выстроил, как он выразился «за тридевять земель, в экологически чистом районе». Тридесятое царство оказалось в Ярославской области, за двести километров, но Лара, всегда умеющая мило отвечать на приглашения, сказала с улыбкой, что после итальянской жары она испытает огромное удовольствие, очутившись в прохладных русских лесах, и мы поехали.

Миновав подмосковные дачные места, во Владимирской области мы действительно очутились среди лесов и перелесков, которые тянулись за окном машины, как негромкая, простая и однообразная мелодия. «Как песня ямщика», – сказала Лара. Мы ехали вперед, минуя деревни и небольшие городки, но пейзаж по сторонам практически не менялся. Одинаковые речки, заросшие по берегам, похожие одна на другую церквушки… «Скучновато у нас все-таки!» – вздохнула Лара. Однако перед Ярославлем она оживилась: по обочинам дороги по одиночке и группами стали попадаться грибники и ягодники, эти деревенские продавцы даров природы, с утра уже прочесавшие придорожные леса и пытающиеся сбыть проезжающим свою добычу. Лара нашла очень живописными кучки грибов, разложенные на старых газетах, и банки, с горками наполненные земляникой.

– Как это по-русски, – сказала она. – В Италии все учтено, все компьютеризировано, обложено налогом. Давай остановимся! Грибы просто просятся на сковородку! – И мы действительно купили в подарок ведерко пахучих, облепленных иголками, желто-коричневых маслят, а несколько баночек ягоды условились с Ларой захватить домой на обратной дороге.

Одна пара таких продавцов мне запомнилась больше других. Женщина и ребенок – мальчик лет шести – дальше всех ушли от своих конкурентов. Женщина, согнувшись, сидела на обочине на чем-то, напоминающем сломанный ящик, разложив перед собой немудреный товар. А мальчик – белоголовый и светлоглазый, сильно загорелый, худенький, стоял возле нее в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в растянутых трениках и огромных, с чужой ноги, кедах. Завидев машины, он выбегал на дорогу и призывно махал руками, указывая проезжающим на три-четыре кучки лисичек, желтеющих на картонке, на металлическую кружку с еще сизой от неполной спелости черникой, видимо первой в этом году, и на несколько стаканов, доверху наполненных лесной земляникой. И во всей его фигурке, полной решимости и отчаяния, чувствовалось огромное желание помочь матери заработать сколько бы то ни было денег.