litbaza книги онлайнИсторическая прозаПресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах - Борис Панкин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 141
Перейти на страницу:

Сам не знаю, почему этот жест так мне запомнился. И что я в нем увидел. Может, ту простоту, что хуже воровства? Даже зная цену власти и ее казенным представителям, все-таки ждешь от них, по крайней мере, какой-то солидности манер. То, чего наши вожди были начисто лишены.

То, что Сталин был хамом в отношениях с окружающими, в том числе и с членами своей семьи, хорошо известно. Последними его словами, обращенными к жене за праздничным столом, были: «Эй, ты…» В то же время он сюсюкал в письмах дочери, называл себя ее «секретаришкой», и это сюсюканье кажется еще отвратительнее, чем откровенная грубость. Или почему, например, готовясь к очередной ночной пьянке на «ближней даче» со своими соратниками, он вино, которое лилось на этих сборищах рекой, называл «соком». Так и говорил прислуге, как правило, в сапогах и гимнастерках: «Ты подай нам… бутылок сока». Стеснялся называть вещи своими именами? Он, который движением бровей мог уничтожить, и уничтожал, любого из них…

…Издалека я имя Суслова слышал с подростковых послевоенных лет. Вначале он проходил у меня под рубрикой «а также». В официальных сообщениях, которые передавали по радио и публиковали в газетах, после Сталина перечисляли «руководителей партии и правительства» и добавляли: «а также товарищи Шкирятов, Патоличев, Суслов».

При Хрущеве Шкирятов и Патоличев скоро из обоймы выпали, а Суслов переместился уже в главный перечень, где и задержался до самой своей смерти.

Вблизи я его впервые увидел в тот самый день, когда Секретариат ЦК КПСС под его председательством влепил мне выговор за публикацию в «Комсомолке» страницы о славном семействе Глинок. В ту пору он отвечал за всю идеологию и часто проводил инструктажи для главных редакторов, на которые в отсутствие главного редактора Юры Воронова попадал иногда и я.

Особенно яростно он нападал на снимки, касающиеся Хрущева. Снимать Никиту Сергеевича ввиду его неординарной наружности было нелегко. И все время происходили какие-нибудь казусы. Например, приехал он под Первое мая в Киев и утром стоит вместе с украинскими вождями на трибуне. Они все в шляпах, а он, как приехавший с Севера, по инерции еще в любимой своей смушковой папахе. Киевские лидеры, глядя на него, приказывают принести себе такие же. А Хрущев, уставший вытирать потную лысину, уже сменил папаху на шляпу. Наутро «Советская Украина» выходит с Хрущевым в папахе, в то время как остальные на трибунах в шляпах, а «Радяньска Украина» – наоборот. Все в папахах, Никита – в шляпе. Другой раз Михаландрев тряс, кажется «Сельской жизнью» и вопрошал своим скрипучим фальцетом: «Это кто у вас – первый секретарь или шут гороховый?»

На снимке стоял Хрущев с арбузообразным животом. На голове у него была одна шляпа, в руке он держал другую. Издержки ретуши, которой подвергался каждый фотоснимок с нефотогеничным лидером. Уже тогда мне показалось, что слова «шут гороховый» Суслов произносил с большим удовольствием, чем «первый секретарь».

И вот на последнем году моего редакторства в «Комсомолке» (страну уже девятый год возглавлял сместивший Хрущева с помощью Суслова Брежнев) настала неожиданно пора увидеться с Кощеем с глазу на глаз.

Сначала меня пригласил к себе Демичев, который был тоже секретарем ЦК по идеологии, но ходил под Сусловым. От него-то я впервые и услышал слова о Женевской конвенции по авторским правам, к которым вот-вот присоединится Советский Союз. В связи с этим создается Всесоюзное агентство по авторским правам, возглавить которое предлагалось мне. Видя, что я просто не знаю, что сказать в ответ, Петр Нилович подчеркнул, что агентство будет обладать статусом министерства, а я, соответственно, рангом министра.

– Подумайте как следует и позвоните мне, – сказал он наконец. – Если будете согласны, мы пройдем с вами к Михал Андреичу.

По фамилии таких персон, как Брежнев, Суслов, Андропов, в стенах ЦК почти никогда не называли. Исключением был Цуканов в отношении Брежнева.

На следующий день утром (я еще ничего не успел придумать, чтобы отказаться) звонок по вертушке из приемной Суслова:

– Михаил Андреевич просил быть в одиннадцать.

Я пришел без пяти и ровно в назначенное время секретарь, или сиделец, как я называл тех, кто заседал в приемной, в отличие от тех помощников и референтов членов политбюро, которые обитали в своих собственных кабинетах, вернее кабинетиках, распахнул передо мною дверь. Хозяин встретил меня на пороге, сразу за небольшим тамбуром, отделявшим кабинет от приемной, и показал на слегка отодвинутый стул за длинным овальным светлого дерева столом для заседаний, покрытым зеленым сукном. Сам он сел во главе этого стола и хорошо уже знакомым мне скрипучим голосом стал излагать, что такое ВААП и почему его председателем решили назначить меня. Получалось, что речь идет о чем-то вроде министерства иностранных дел в области культуры – обмен культурными ценностями, развитие контактов с творческой интеллигенцией всего мира, продвижение за рубеж лучших произведений советских авторов…

Получалось, что лучшей, чем моя персона, фигуры, чтобы возглавить это новое дело, просто не найдешь. И даже все то, что вменялось мне как ересь в годы моей редакторской работы, теперь оборачивалось в мою пользу.

– Надо, чтобы это был коммунист, – говорил Суслов. И видимо, поймав мой недоуменный взгляд – разве это не очевидно, – он, словно бы ожидая этот невысказанный вопрос, неторопливо развил свою мысль:

– Не просто член партии по партбилету, а человек знающий, современный, тот, кто имеет авторитет и у своих коллег за рубежом. Только такой коммунист может убежденно и талантливо защищать наши принципы, отстаивать наши идеи.

Словом, я сказал бы, заливался, как соловей, если бы не этот его скрипучий, с визгливыми, как у скопца, нотами голос. О моем согласии он не спрашивал и говорил о предстоящем назначении как о деле решенном.

Так начался мой недолго длившийся роман со вторым человеком в государстве. Нужда, как говорила моя бабушка, научит калачи печь. Так, видимо, подперло, что даже такой столп консерватизма, как Михаил Андреевич Суслов, заговорил о необходимости «выдвижения молодых способных кадров».

Эти затасканные со сталинских времен слова в устах Михаландрева звучали как откровение.

Он сам мне поведал об этой своей новой стратегии в одну из последующих встреч и в числе выдвиженцев называл наряду со мной только что избранного вице-президентом Академии наук Юрия Анатольевича Овчинникова и Кириллова-Угрюмова, только что назначенного председателем реорганизованной ВАК, Высшей аттестационной комиссии.

Застой, как я лишний раз убедился, был настолько густым, что даже у этой худосочной меры, к тому же предложенной всесильным Сусловым, которого в излишних новациях никому бы и в голову не пришло упрекнуть, нашлись противники.

Директор ИМЭЛ, института Маркса – Энгельса – Ленина, Егоров в ответ на программное заявление нового председателя ВАК, что на звание доктора наук может претендовать только такой ученый, который открыл свое направление в науке, бросил хохму в типичном для подобных ему партюмористов (были в той кунсткамере и такие) духе:

1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 141
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?