Она улыбнулась:

– Да, не в домике у Деда Мороза. Я ведь совсем не то, что мой экранный образ.

– Я вообще-то тоже не наглый приставала.

– Я знаю, Дмитрий Зосимович.

– Правда? Хорошо.

Снова помолчали. Как всегда бывает при междугородних разговорах, в трубке что-то потрескивало, будто горел костер.

– Я все время о вас думал, – вздохнул Рымарев, – не хотел, но, Настя, черт возьми… Я скучаю за вами.

Этот речевой оборот был, без сомнения, ужасен, но Настя почувствовала, что он идеально подходил в ее ситуации. Она тоже скучала за Рымаревым.

– Вы же меня совсем не знаете, – сказала она.

Рымарев засмеялся:

– Я и себя не знаю, так что ж теперь?

Он дождался у трубки, пока Настя принесет свою телефонную книжечку и найдет в доме хоть одну пишущую ручку. После чего она аккуратно записала его под буквой «Р», все телефоны, и домашний, и рабочий. Дмитрий Зосимович сказал, что отпуск в этом году у него только осенью, но он постарается взять отгул в июле и прилететь, чтобы с ней повидаться.

Положив трубку, Настя засмеялась. Жизнь вдруг перестала казаться безрадостной и безнадежной, и когда позвонила Татьяна Борисовна, Настя не отказалась от работы, хотя редакторша разговаривала с ней очень сурово.

Все будет нормально, Данилка не подведет, в конце концов, он сын своей матери, которая отходила в ясли и садик от звонка до звонка, и, по выражению мамы, ни одной сопли не упало.

До осени время есть, она позанимается речью и фигуру в норму приведет. Лишнего веса нет ни грамма, но после рождения сына единственный спорт, которым она занималась, это двоеборье: ходьба с коляской и таскание коляски по лестнице. Надо чуть-чуть подтянуться, взбодриться, кое-где даже округлиться за счет мышц будет не лишним. Свяжет она себе быстренько полосатые гетры (коряво и криво, но главное сам факт), наденет купальник и займется аэробикой по методу Джейн Фонды. И телик посмотрит, чтобы перенять манеры настоящих дикторов: как они стоят перед камерой, как улыбаются, куда девают руки… В общем, подготовится, Татьяна Борисовна останется довольна.

А главное, в июле приедет Рымарев, и они просто сходят на свидание, и это будет здорово, даже если они не понравятся друг другу.

– Вот так тебя одну оставлять? – пригорюнилась Лариса, когда Настя в восторге рассказала ей о событиях дня. – Вроде бы вчера все обсудили, приняли разумное решение, а ты снова сделала по-своему, да еще впуталась в сомнительные шашни с каким-то непонятным мужиком!

– Почему непонятным?

– А кто он такой? Рымарев из Иркутска, о котором ты знаешь только то, что он чуть не изнасиловал тебя в поезде. Прекрасное знакомство, Настя, прекрасное!

– Так не изнасиловал же, – Настя не думала, что подруга так разволнуется.

– Зато два года о тебе помнил, раздобыл где-то телефон… Не кажется ли тебе такое поведение странным?

– Мало ли…

– Да уж действительно, мало ли что, когда взрослый мужик ведет себя как шестиклассник. Очень похоже, честно говоря, на поведение маньяка, а ты хочешь притащить его домой! Ладно ты, ладно я, но о сыне-то подумай!

Настя нахмурилась. Вообще-то она планировала встретиться с Дмитрием Зосимовичем на нейтральной территории, но вовсе не потому, что подозревала в нем преступника.

– Нарисовался на горизонте какой-то непонятный дядька, и ты уже на все готова? – от возмущения Лариса вскочила с дивана и принялась расхаживать вдоль подоконника, а Настя совершенно некстати подумала, что, кажется, все справедливо, Лариса в комнате поменьше, они с Данилкой – в большой, но у Ларисы это настоящая личная обитель с кроватью и фактически запретом заходить туда без ее разрешения, а у Насти как бы общая гостиная. Тут стоит диван и телевизор, и Лариса проводит в ней столько времени, сколько хочет. Настя тряхнула головой, прогоняя злые мысли. Просто она не хочет признавать Ларисину правоту, вот и придумывает.

– Не на все.

– Настя, милая, ну надо же хоть чуть-чуть соображать! У тебя маленький ребенок, а ты на свидание с маньяком собралась.

– Он не маньяк.

– Не маньяк, значит, женатый человек.

– Нет, он еще тогда говорил, что холостой.

Лариса отмахнулась:

– Я тебя умоляю! Пьяный в поезде, наедине с тобой, что он еще мог сказать-то!

«И то правда, – вздохнула Настя, – а если тогда не врал, то с тех пор много чего изменилось. Я вот ребенка родила…»

– Одумайся, Настенька, – Лариса подошла, обняла ее и поцеловала в макушку, – посмотри на себя, что ты с собой творишь! После того как ты так страшно обожглась, надо быть особенно осторожной, а ты готова путаться с едва знакомыми мужиками. Хочешь еще одного ребенка в подоле принести?

– Рымарев производит впечатление порядочного человека.

– Соломатин тоже производил такое впечатление, и что? Ты произвела на свет Данилку, – Лариса засмеялась своему глупому каламбуру, и Насте вдруг сделалось противно от этого разговора и от самой себя.

– Сейчас ты уже не имеешь права на легкомыслие, потому что отвечаешь не только за себя, – продолжала подруга, – ты мать, а мать прежде всего должна думать о ребенке, а свои хотелки засунуть в самый дальний ящик. Прости, что напоминаю тебе прописные истины, но ты обязана их усвоить, если не хочешь погубить сына и себя самое.

Лариса еще что-то говорила о том, что человек скатывается вниз и не замечает этого, и Настя, если не возьмет себя в руки, оглянуться не успеет, как превратится в алкоголичку, трясущимися руками собирающую пустые бутылки на опохмел.

– Пойми правильно, – заключила Лариса, – я тебя не брошу и постараюсь удержать, но тебе самой тоже надо прилагать усилия.

После этого разговора Настя почувствовала себя так, будто в самом деле весь день собирала пустые бутылки. Мир померк, будущее сузилось до серой свинцовой обыденности, а во рту стало горько от отвращения к себе.

* * *

Дело отправили на доследование. Адвокат сказала, что это может быть и хорошо и плохо, в зависимости от того, к какому следователю попадет, но она надеется на лучшее. Вера Ивановна попыталась изменить меру пресечения на подписку о невыезде, но и Мишу, и Малюкова оставили под стражей.

Она вышла на работу, стараясь выглядеть бодро и держаться как ни в чем не бывало. Коллеги были с ней вежливы и вообще вели себя как обычно, звали пить чай, обсуждали новые книги. Премьеры фильмов, правда, тактично обходили стороной, понимая, что кинематограф для нее тема болезненная. Об исключении Веры из партии никто не заговаривал, ведь у нас в стране, слава богу, человек не может быть признан виновным иначе, как по приговору суда, и пока никто не имеет права сказать про нее, что она супруга вора.

Начальница пару раз вызвала ее к себе в кабинет, посочувствовала по поводу того, как Веру угораздило выйти за упрямого и эгоистичного мужика, а потом предложила на очной ставке подтвердить, что Малюков приходил к ним домой и при ней передавал Мише конверт с деньгами. Выдержав долгую паузу, Вера сказала, что если ее вызовет следователь, то она, как коммунистка и просто честный человек, расскажет правду.