– Правду с самого начала, – повторила она, внимательно глядя вдаль, как Ленин над головой начальницы, и Альбина Семеновна прекрасно поняла намек.

Вера снова сделалась любимым инструктором, но не обольщалась на свой счет, понимая, что после приговора ситуация снова изменится.

Она начала присматривать новое место работы. Адвокат Вера Ивановна предупредила ее, что обольщаться не стоит, в самом лучшем случае Миша все равно получит условный срок, соответственно Вера станет женой преступника, и выбор интересных вакансий для нее сильно сузится. В школу не возьмут почти точно, в «Лениздат» переводчицей даже соваться нечего, там нужны проверенные люди. Да и подзабыла она язык, честно говоря, пока работала в обкоме.

В общем, судьба оставалась так же глуха к ее мольбам, как и раньше, но Вера почему-то на нее больше не злилась. Лишь бы только Мише дали условно, а там они как-нибудь прорвутся.

* * *

Ирина настроилась, что доследование затянется и этот чертов киношный процесс отравит ей весь отпуск, но следователь уложился просто в рекордные сроки. Выяснили, что у отца Соломатина есть чудесная дача, которой пользуется в основном сын, и когда отправились на нее с обыском, сверкающая на солнце черепица сообщила следователю всю правду еще до того, как он въехал в дачный поселок. Игорь Васильевич, как человек творческий, некоторое время сочинял еще разные интересные истории – что взял стройматериалы за ящик водки у проходящих мимо неизвестных, но, прижатый к стенке, наконец начал сотрудничать со следствием. А там и Малюков не заставил себя ждать.

В итоге Ирина получила ясную и четкую картину преступления. Хищениями занимались Соломатин с экспедитором, а бедняга Делиев использовался ими втемную. Новоиспеченный директор картины и так разрывался от большого объема работ, а Соломатин с Малюковым его еще подогревали, муссируя цейтнот и козыряя авторитетом экспедитора, за которым Делиев может чувствовать себя как за каменной стеной.

Ирине было жаль Михаила Делиева, но закон есть закон, пришлось назначить ему год условно. Режиссеру с экспедитором она влепила поровну, по шесть лет лишения свободы, а если бы не уворачивались, то дала бы в два раза меньше.

В общем, она осталась довольна своим первым опытом рассмотрения многоэпизодных хозяйственных дел и решила, что специально просить их у Павла Михайловича не будет, но если он сам ей такое дело распишет – сильно не расстроится.

В последний день перед отпуском Ирина, чтобы не сильно скучать без дела на рабочем месте, поехала в медицинский институт на конференцию, посвященную исследованиям доказательств биологического происхождения.

Программа была плотной и интересной, пригласили даже немецкого профессора, который выступал с переводчиком, и Ирина ничуть не пожалела, что поехала.

Во время перерыва она вышла в садик, где на скамейке под пышным, но давно отцветшим кустом сирени обнаружила не кого иного, как Алексея Сергеевича Очеретного.

Не уверенная, что он знает ее в лицо, Ирина хотела пройти мимо, но оперативник вскочил ей навстречу.

– Ирина Андреевна! – замахал он руками.

Она подошла.

– Какая интересная встреча, – продолжал восторгаться Алексей Сергеевич.

Мимо прошла молодая женщина в белом халате и с любопытством на них взглянула. Ирине на секунду стало приятно, что она стоит рядом с таким красавцем. Очеретный, помимо гениального ума, обладал еще внешностью Джеймса Бонда, так что, глядя на него, скорее можно было предположить, что он обычно перепрыгивает в воздухе с вертолета на вертолет, а не перекладывает бумажки в кабинете.

– Разрешите выразить вам свое восхищение.

– Ну что вы, – Ирина потупилась.

– Нет-нет, я ведь не довел до конца это дело и очень расстроился, узнав, как его запороли мои коллеги, и между нами говоря, – он понизил голос, – ведь это была двухходовочка против Макарова.

– В смысле?

Очеретный многозначительно закатил глаза.

– Я тоже не сразу врубился, – продолжил он негромко, – но следователь-то был из старой гвардии, приятель Костенко. Все было разыграно как по нотам. Кое-как сляпанное дело попадает в суд, где добросовестная и принципиальная судья Ирина Андреевна оправдывает кинорежиссера Соломатина, а дальше поднимается волна народного гнева против прокурора города: как это Федор Макаров посмел обвинить творца без всяких доказательств. Что за произвол! Ну и так далее, народ очень охотно возненавидел бы Федора Константиновича.

– Думаю, это было просто совпадение.

– Нет-нет, не оно. Ведь следователь, которому дело вернули из суда, за неделю его раскрутил.

Ирина кивнула:

– Да, сработал четко.

– Вы спасли Макарова, – с чувством произнес Очеретный, – и уже, кажется, не в первый раз.

– Просто делаю свою работу.

– Всем бы так. Еще раз примите мое восхищение.

– Слушайте, – спохватилась Ирина, – а вместо восхищения откройте мне лучше тайну, даже две. Сначала скажите, пожалуйста, кто настучал?

Очеретный развел руками и покачал головой, показывая, что не имеет права открыть своего информатора, и Ирина Андреевна должна бы знать такие тонкости работы.

– Пожалуйста, – наседала Ирина, – хотя бы в общих чертах, хотя бы без фамилии, кто стукач?

Алексей Сергеевич поморщился:

– Почему сразу стукач? Неравнодушный гражданин.

– Хорошо-хорошо. Скажите, пожалуйста, кто этот неравнодушный гражданин, а то, честно говоря, я уже извелась от любопытства. Эта тайна умрет вместе со мной, обещаю.

Ирина понимала, что просит слишком много, но остановиться уже не могла:

– Ну хоть намекните. Пожалуйста…

Помявшись, Очеретный склонился к ней и понизил голос почти до шепота:

– Ирина Андреевна, давайте чисто теоретически предположим, что в нашей квартире снимали комнату две девушки, троюродные сестры и ближайшие подруги, и моя жена очень с ними подружилась. Совершенно абстрактная ситуация.

Ирина кивнула, мимоходом подумав, как странно, что Очеретный, вернувший в казну миллионы государственных денег, до сих пор живет в коммуналке и особо не переживает по этому поводу, а Соломатин, получивший от государства прекрасную квартиру, большие гонорары, заграничные поездки и множество других вкусных подачек, всю жизнь провел с горьким чувством, что Родина его обделила, и так на нее обозлился, что даже начал воровать.

– Так вот, – вкрадчиво шептал Очеретный, – представим, что одна из девушек была любовницей одного известного режиссера, который рассказал ей о своих хитрых махинациях, а она, в свою очередь, поделилась со второй девушкой, которая рассказала мне, зная, что я работаю в милиции.

– То есть это не сама Настя…

– Т-сс! – Алексей Сергеевич прижал палец к губам. – Никаких имен.