– Ее подружка? Но зачем?

– Женская солидарность.

Ирина вздохнула:

– Да уж, какими только путями правда не выбирается на свет… То есть, получается, не было никакого распоряжения сверху наказать Соломатина за антисоветские фильмы?

Очеретный расхохотался:

– Да кому он там нужен, господи! К чему запускать маховик репрессий, когда достаточно одной короткой беседы? Вызвали бы его на Литейный, поговорили по душам, и он тут же помчался бы «Ленина в Октябре» снимать, не заходя домой.

Посмотрев на часы, Очеретный заметил, что перерыв заканчивается и пора возвращаться в зал.

Доклад продолжал быть интересным, но мысли Ирины блуждали далеко от доказательств биологического происхождения. То и дело приходилось сгонять с лица самодовольную улыбку, в данных обстоятельствах явно неуместную.

Оказывается, она не только назначила справедливое наказание, но и помогла Федору Константиновичу удержаться на рабочем месте. Стало быть, прокурор города снова ее должник, и это приятно. Просто замечательно, когда тебе обязаны такие высокопоставленные чиновники, а ты у них ничего не просишь.

И очень радостная новость, что Соломатин все же поплатился за шашни с молоденькой девушкой, пусть и косвенно. Молодец подружка, Ирина на ее месте поступила бы так же. А может быть, и нет. Скорее нет, чем да.

С детства вбито в голову, что самый страшный грех – это ябедничать старшим. Хуже ничего не придумаешь. Даже в языке это закрепилось, другие провинности называются нежно, ласково: лгунишка, воришка, драчун. И только ябеда-корябеда, соленый огурец, на полу валяется, никто его не ест.

Лгать, конечно, тоже не очень хорошо, но не приврешь – не проживешь, только идиоты говорят, что думают. Чужое не бери, но у государства можно. Каждый грешок имеет свой люфт, и только ябеда – это табу. Нельзя ни при каких обстоятельствах. Делай что хочешь, но не дай бог тебе доложить вышестоящему начальнику о произволе твоего непосредственного руководителя. Хуже этого ничего не бывает. Если он обижает не тебя, то это не твое дело, а если тебя – стисни зубы да терпи. Иначе будешь или доносчиком, или сумасшедшим правдорубом, и коллектив отвернется от тебя, как от зачумленного.

Пройдет очень много времени, прежде чем поступок этой девушки станет считаться в обществе нормой жизни, покамест это гнусное предательство, намного хуже хищений Соломатина и Малюкова.

* * *

Утром Настя с Данилкой сбегали на рынок, купили Ларисе персиков, по уверению продавца, сладких как мед, и последней в этом сезоне черешни. Подругу необходимо было срочно задобрить, потому что завтра прилетал Рымарев.

Он деликатно не напрашивался в гости, и они с Настей договорились встретиться возле Публичной библиотеки, чтобы Димон, слабо знающий город, точно не заблудился.

Теперь дело было за малым – уговорить Ларису посидеть с Данилкой, пока Настя сходит на свидание.

Как назло, накануне у них состоялся довольно тяжелый разговор. Лариса завела речь о происках матери, которая все грозится выписать, Настя снова предложила ей помириться, сказала, что сама готова поговорить с тетей Ниной, а Лариса вдруг рявкнула, что чем давать идиотские советы, Настя давным-давно должна была прописать ее к себе.

Настя оторопела. Она никогда не думала, что Ларисе это нужно и она страдает оттого, что чувствует себя тут на птичьих правах. Настя старалась, чтобы все у них было поровну, но ведь кооператив приобретен исключительно на ее деньги, Ларисиных тут рубля нет. Со взятками Игорь помог, но он ведь старался для своего ребенка, а не для подруги любовницы. Жить – пожалуйста, живи, а прописывать с какой стати? Саму Настю ведь тетя Нина не прописала, когда она осталась без родителей. Ну так Настя и сама понимала, что не имеет прав на их жилплощадь, а потому спокойно пошла оформляться в институтскую общагу.

Лариса сказала: «Вот уж не думала, что у тебя даже ко мне такое потребительское отношение», – и весь вечер проплакала в своей комнате, Настя несколько раз совалась к ней, но, поскольку ничего не обещала, ссора продолжала тлеть.

За день Настя подготовилась, как ей казалось, нашла разумные аргументы, что Ларисе не стоит терять право на родительскую квартиру, но Лариса пришла в превосходном настроении, обняла ее, расцеловала Данилку, съела персик и призналась, что вчера слегка погорячилась.

– Я понимаю, что ты ничего мне не должна, – весело сказала она, – поэтому предлагаю забыть этот разговор и жить как жили.

Настя с восторгом согласилась и попросила Ларису завтра посидеть с сыном.

– А ты куда? На работу?

– Нет, прилетает Рымарев, и я все-таки хочу с ним встретиться.

– Ты с ума сошла?

– Просто погуляем по Невскому.

– О господи, у тебя вообще мозгов нет? – простонала Лариса. – Русским языком тебе было сказано, не надо с ним поддерживать отношения, а ты что?

– Лариса, – Настя буквально взмолилась, – пожалуйста, он специально ради нашей встречи прилетит.

– Позвони и отмени! Прямо сейчас, чтоб я слышала.

– Нет, я хочу его повидать.

Досадливо махнув рукой, Лариса промаршировала в коридор, сняла трубку телефона и на вытянутой руке протянула ее Насте:

– Звони. Я жду!

– Нет, не буду.

– Тогда он прокатится напрасно, потому что, хоть ты и держишь меня за бесплатную прислугу, я не дам тебе погубить себя. Я не позволю этой встрече состояться.

От всего этого разило такой дешевой мелодрамой, что Насте не захотелось дальше спорить. Пожав плечами, она ушла к себе, но Лариса влетела следом:

– Настя, ты никуда не пойдешь!

– Извини, но ты не имеешь права мне приказывать и запрещать.

– Да? А где бы ты сейчас была, если бы не я, напомнить?

– Не знаю, Лариса. Наверное, здесь же и была бы.

– Ах вот как? Ну ладно. Живи тогда, как знаешь, посмотрим, что у тебя получится, сколько ты продержишься без меня.

На секунду Насте стало страшно и захотелось поскорее обнять подругу, обещать, что она никуда не пойдет, лишь бы та осталась. Ведь ничего нет хуже, чем быть совсем одной… «Но я не одна, – напомнила себе Настя, – у меня есть сын и есть я сама, и это, черт возьми, не самая плохая компания».

Она равнодушно слушала, как за стенкой Лариса гремит створками шкафа, собирая вещи, и сама удивлялась, почему ей не больно. Через силу она встала, заставила себя подойти к подруге и спросить, не хочет ли та все-таки остаться.

– В качестве девки-чернавки нет! – отрезала Лариса.

– А тебе есть куда пойти? Мама тебя примет?

– Да уж не сомневайся.

– Точно?

Лариса расхохоталась:

– Ты что, эгоистка поганая, думаешь, что я с тобой жила, потому что меня мама выгнала? Ничего подобного, дорогая, я поехала с тобой только ради того, чтобы тебе помогать, чтобы ты не сдохла под забором со своим ублюдком! Скиталась с вами, сопли подтирала, и вот какую благодарность я имею! – Она картинным жестом обвела раскрытую сумку. – Ну ничего, поживи одна, попробуй! Года не пройдет, как в твоей бесценной квартире будет прописано двадцать вонючих алкашей, а ты сдохнешь под забором.