– Кнопка с рукой-ракетой! – крикнули Матвей и Шуберт в один голос.

Даша послушно развернула консоль и приподняла прозрачный колпачок.

– Нет, постой! – вдруг опомнился Борисов, но Дарья уже приложила пальчик к податливой круглой «шляпке», и грохот тут же сменился душераздирающими завываниями.

– Тьфу ты, черт! – Мастер некрасиво сплюнул на платформу.

– Ну что тебе опять не нравится? – недовольно спросил Матвей. – Вон, посмотри, все столбики на максимуме, а вон какая-то штуковина выползает…

Из стены левее экрана действительно выдвинулась длинная и широкая панель, как и консоль-грибок, вся усыпанная разноцветными кнопками.

– Ручное управление? – предположила Даша.

– Ага! – торжествующе воскликнул Матвей. – Ну, сейчас мы им покажем!

– Сматываться отсюда надо, а не показывать, – неожиданно заявил Шуберт.

– Чайковский, да ты что, очумел?! – Матвей изумленно взглянул на мастера. – Мы же в полушаге от победы! Звезды «Героя» и все такое… Тебе это не интересно?

– На кой черт мне звезда посмертно?

– Да почему посмертно?! Разобрались же почти со всей этой техникой, и ничего, живы…

– Я тебе после объясню, – ответил мастер, с тревогой озираясь, – когда выберемся. А сейчас каждая секунда дорога. Бежим!

– У меня приказ! У нас приказ, – уточнил Матвей. – Мы эту штуковину просто обязаны применить, товарищей спасти.

– Никого ты не спасешь! – Борисов спрыгнул с платформы и подбежал к выходу. – Ну! Что вы стоите?! Бежим!

– Нет, – твердо сказал Матвей. – Мы будет сражаться.

– Идиот! – Борисов помотал головой. – Не выйдет у тебя ничего! Эта станция не для сражений предназначена!

– Почему это? – Мотя недоверчиво прищурился.

– Где ты видел корабль, которому двигатели от лодки приделали, да и те не защитили как следует?! УУ с первого же залпа два из восьми повредили. А пушки? Где у этой махины пушки, ты понял?

– Нет пока, но вот же схемы подачи энергии, значит, пушки где-то есть… – Матвей неопределенно поводил рукой, указывая на правую часть схемы.

– Ни черта там нет! – Шуберт толкнул дверь, и она послушно уехала вверх. – За мной!

– У нас другие командиры. – Матвей снисходительно махнул рукой – Вали отсюда, паникер…

Шуберт с сожалением покачал головой, потом карикатурно отдал честь и скрылся во тьме просторного коридора.

– Мотя, а может, он действительно что-то понял… Ну, такое, что нам пока не ясно? – спросила Даша, беспокойно глядя на закрывающуюся за мастером дверь.

– Сказал бы, если так… – Матвей немного растерянно взглянул на схему. – А то «быстрее, бежим…» Куда тут бежать? Дверь на перекресток все равно исчезла, да и не вижу я причины для беспокойства. Сейчас движки тягу разовьют, и выдвинемся на помощь флоту…

– А где штурвал? – Даша провела пальчиками по краю новой панели. – Ну, вправо-влево, вверх-вниз, как мы будем маневрировать?

– Разберемся, – пробормотал Матвей, тоскливо глядя на обилие кнопок и непонятных надписей-пиктограмм. – Если есть такая штуковина – найдем.

– А если нет?

– Как это «нет»? Что же, этот крейсер только по прямой летать обучен?

– Матвей! – Дарья прижала руку к груди и медленно села в кресло. – Кажется, я тоже все поняла!

– Какие вы догадливые! – с сарказмом сказал напарник. – Сейчас тоже побежишь без оглядки?

– Нет, но Шуберт прав, надо отсюда уходить…

– Заладили!.. – Мотя упрямо потыкал в кнопки и уставился на схему. – Не мешай!

Ничего особенного не произошло.

– Мотя, – уже просящим голосом позвала Дарья. – У него нет штурвала…

– Не может такого быть! У него есть штурвал! И пушки у него есть! И двигатели наверняка не только те, что снаружи торчат, а где-нибудь в недрах настоящие укрыты – главные!

Пол снова дрогнул, но на этот раз как-то по-другому, более основательно и мощно. Лейтенанты прислушались к ощущениям и зафиксировали неоспоримый факт. Станция-корабль-планета пришла в движение. Ускорение было почти незаметным, как ход минутной стрелки в механических часах, но с каждым мгновением оно увеличивалось и такими темпами примерно через час могло стать вполне приличным. Достаточным если не для гиперпрыжка, то по крайней мере для того, чтобы черная планета существенно подкорректировала свою орбиту.

– Господин майор! – Один из ученых тронул Калашникова за плечо. – Проснитесь!

– Я и не сплю! – Тот открыл глаза и строго взглянул на подчиненного. – Какой может быть сон в боевой обстановке? Что стряслось?

– Прицел сдвинулся!

– Какой прицеп? К чему? – Калашников поднялся с удобно изогнутой железяки и поправил мундир. – Куда сдвинулся?

– Радарный прицел. На два градуса, – пояснил помощник. – И продолжает сдвигаться.

– Вы что, поворотный механизм трогали? – сурово спросил майор.

– Никак нет! Он сам!

– Сами только сопли текут! Кто разрешил вращать прицел?! Что вы мне тут за самодеятельность устроили?!

– Так ведь черная планета сместилась, а за ней и труба повернулась… – Подчиненный махнул рукой в сторону основания пушки.

– Планета?.. – Калашников озадаченно уставился на ученого. – А может, это крыша у тебя сдвинулась с этих… со стропил?

– Эй, крысы тыловые! – весело крикнул кто-то от входа в бункер. – Вы когда успели дверь починить?

– Что там еще? – забеспокоился Калашников. – Ну-ка выгляни, может, враги прорвались?

– Нет, не должны… – Помощник тем не менее попятился. – Враги же угукают… Они по-нашему разговаривать не умеют…

– Что, от страха языки проглотили?! – прокричал все тот же голос. – Зинчук, давай МАСЛом!

– Да это внутренняя створка, – откликнулся второй голос. – Ее и СТУРНом можно… Вот если бы у этого шлюза обе створки остались, да еще отрицательное давление между ними… Только наружную мы еще раньше диссамблировали, когда шпиена ловили…

– Грамотеи, – скрипнул Калашников, косясь на помощника. – Иди открой, а то действительно палить начнут.

– А-а…

– Да не трясись ты! Наши это, «дебоширы»…

Дойти до двери ученый не успел. Дверь, тщательно запертая после ухода дежурных и цивильного разведчика, с грохотом провалилась внутрь бункера, и на пороге в клубах пыли появились фигуры вооруженных СТУРНами солдат.

– Тут-тук. Кто в теремочке живет? – хохотнул первый.

Когда пыль немного осела, Калашников узнал в нем капитана Мищенко. Узнал только по блеску титановой переносицы, поскольку лицо «дебошира» покрывал толстый слой сажи.