– Тем более что она невидимая и ее расположение можно только запомнить, – поддержала Дарья.

– Во-во, правильно. И если она пропала, то уж не затем, чтобы ей воспользовались еще раз. Она пропала навсегда. А кроме того, даже если вообразить, что она не закрылась, все равно – мы закрыли ее сами.

– Как это? – не понял Матвей.

– Мы сдвинули этот чертов корабль. Очевидно, вся система гипертоннелей была сориентирована в пространстве. Если наша дверка по-прежнему действует, то она в любом случае находится уже не здесь, а где-то в космосе. Но это, повторяю, не более чем домыслы. Скорее всего она просто заперлась автоматически.

– Ловушка?! – Матвей с яростью врезал по подлокотнику.

Борисов впервые оторвался от панели и оценивающе оглядел лейтенанта.

– Надо быть скромнее, – промолвил он. – Кому придет в голову строить целую планету, чтобы заловить в нее какого-то гм-гм… отдельно взятого индивидуума. Вероятно, объект создан для единственного экипажа, который не должен вернуться.

– То есть… это как же?! – возмутилась Дарья. – Этот гроб сделали специально для трех смертников?

– Для кого еще делать гробы? – резонно заметил Борисов. – Наверное, для группы пилотов, которые выполнят… какую-нибудь простую задачу. Очень простую. Например, запустят двигатели, и… И все.

– Вот почему здесь нет туалета! – догадалась она. – Никто не планировал, что экипаж будет тут жить…

– А зачем тогда нужен этот фильм? – спросил Матвей. – Тот фильм, что мы посмотрели. Про войну и все такое…

– Не исключено, фильм призван поднять боевой дух… ну и напомнить героям, ради чего они собираются погибнуть.

– Я не собираюсь! – мгновенно отозвалась Дарья. – И, кстати, ради чего?! Ради чужой войны? Какое мне до нее дело? Да она давно уж закончилась!

– Постарайся объяснить это автоматике, – проговорил Борисов. – Желательно на ее языке.

– А труба? – спохватился Матвей. – Сначала был фильм про черную трубу. Зачем она?.. Что, мы и за трубу должны погибать?

– Вы мне надоели, – раздраженно сказал мастер. – Столько вопросов задаете, как будто наш гроб строил, налаживал и выводил на орбиту лично я. Вместо того чтоб меня отвлекать, лучше бы занялись чем-нибудь.

– Н-да?.. – удивленно произнес Матвей и, выбравшись из кресла, медленно направился к Дарье.

– Чем это мы должны заниматься? – спросила она тревожно.

Борисов оглянулся на Матвея и расхохотался.

– Тоже неплохой вариант. Ценю самообладание. Встретить смерть таким образом… Да, в этом есть что-то величественное.

– Ты другое имел в виду?.. – Матвей растерянно остановился. – А что именно? Тыкать в кнопки? «Ладонь», «колбаса», «квадратик»… Лучше уж так умереть, чем нажимая на эти значки.

– Ну-у… в принципе… – протянула Дарья, формально еще не согласившись, но всем своим существом намекая, что корпеть над пультом до последней секунды тоже не собирается.

– Как хотите, – сказал Борисов. – Там слева по коридору есть комнатка – кладовка или что-то еще… Вот туда и отваливайте, а мне не мешайте. Да! – добавил он, будто случайно о чем-то вспомнив. – Если я придумаю, как нам выкрутиться, на халяву не рассчитывайте.

– Плачу тысячу, – объявил Матвей.

– За тысячу я даже твой ботинок спасать не стану.

– Зачем ботинок? Я босиком согласен.

– Не знаю, на что ты там согласен, – покачал головой Шуберт. – Я пока ничего тебе не предлагал. Сто тысяч.

– Ладно, сто, – легко согласился Матвей.

– А они у тебя есть?

– Ты сначала спаси, а потом спрашивай! – насупился он.

– А у меня нету, – призналась Дарья. – Зато я могла бы…

– Ты о чем это? – ревниво прошипел Матвей.

– Отработать… – Она потупилась. – Посудомойкой…

– Где я тебе столько посуды возьму? – удивился Борисов. – Разве открыть сеть ресторанов… А что, это идея! Ну да, посудомойка у меня уже есть. Оборудования на сто тысяч можно накупить как раз для трех-четырех забегаловок, а если брать бывшее в употреблении, то и на рекламу деньжата останутся…

– Разве ты не видишь, что он блефует?! – взорвался Матвей. – Стал бы он тут сидеть, если б знал, как затормозить эту проклятую планету! Нормальные люди перед смертью о чем-то светлом думают, э-э… как говорится, умри тяжело, но достойно… А некоторым вон чего надо, над ближними поиздеваться!

Мастер загадочно улыбнулся и скосил глаза на крупную треугольную кнопку с тремя крестиками.

– Ты что это, Шуберт?.. – заволновалась Дарья. – Ты что-то нашел?

– Он что-то придумал! – восторженно прошептал Матвей. – Сеть ресторанов! Гениально! В юности мне приходилось работать барменом… со мной, Шуберт, не прогадаешь! Ну показывай, показывай, не томи!

– А как же насчет блефа?

– Беру свои слова обратно!

– Я тоже! – звонко поддержала Дарья. – Беру, и все такое… Давай же, давай, Шуберт! А то сквозь нас уже, по-моему, что-то проникает… Только я не пойму пока – альфа или бета.

Борисов улыбнулся и с достоинством оглядел двоих дежурных. Прикасаться к кнопке он, кажется, не торопился. Матвей заподозрил, что мастеру разведки стало недостаточно его ста тысяч и Дашиного рабства. Строго говоря, ста тысяч у Матвея никогда не было, да и свою напарницу он знал как девушку своенравную – такая больше двух тарелок за раз не вымоет, – однако его возмутил сам подход. Похоже, коварный Шуберт зря времени не терял, и за те полчаса, что он провел вне стен кинозала, ему удалось что-то разнюхать. Теперь же, вместо того чтобы честно поделиться жизнью с двумя военнослужащими, он сидел в позе пикового короля и бесстыдно торговался. Неизвестно, какие еще условия выдвинул бы ненасытный Борисов, если бы Матвей не понял, что подошло время решительных действий.

Именно так, крайне решительно, он подошел к креслу Шуберта. Борисов встрепенулся, но было поздно – рука Матвея уже приблизилась к «шляпке» пульта. Единственное, что успел сделать Шуберт, – это перехватить его запястье, однако у дежурного была еще и вторая рука, левая, до которой мастер дотянуться не мог.

Матвей процедил что-то оскорбительное и хлопнул свободной ладонью по пульту, придавив одним махом кнопок пять.

– Еще неизвестно, кто кому заплатит и кто у кого стаканы полоскать будет, – заявил он победно.

Дарья, не скрывая восхищения, смотрела на Матвея. Шуберт тоже смотрел, но иначе – как-то приниженно. Его подбородок задирался все выше и выше, словно Матвей медленно взлетал под потолок. Матвей, однако, никуда не взлетал. Напротив, это Борисов постепенно опускался: стальная труба, на которой вертелось кресло, становилась все короче, сокращаясь, как гидравлический поршень. Пара свободных кресел двигалась синхронно с борисовским, и вскоре все три сиденья уже достигли пола. Шуберт уткнулся коленями в нос и лишь после этого додумался вскочить и отпрыгнуть в сторону.