Мы садимся в машину, Сергей догоняет нас следом, а Артема все нет.

— Темка где?

Рома с Сергеем переглядываются, и Сергей чертыхаются. С его волос по каплям стекает вода, он проводит ладонью назад и выходит из авто, с шумом закрывая дверь.

— Он пошел его искать, Ром? — я дергаю Ромку за рукав рубашки, он переводит на меня дикий взгляд, — Артем ведь не устроит здесь ничего?

— Я не знаю, Ангелин, я ничего не знаю.

Он держится за руль заведенной машины, прижимается к нему губами, вглядываясь в лобовое стекло. Дворники на нем снуют из стороны в сторону, разгоняя влагу, но все равно не справляются с потоком.

Задние двери хлопают одновременно. Сергей зол, Артем взбудоражен и тоже зол:

— Этот сука съебался! Я хотела его догнать и спросить, какого хуя он пришел сюда?! Это что, его друг, его знакомый?

— Это — его враг, — отвечает Сергей почти равнодушным голосом, и от его слов мы замолкаем всем.

— Если это он, — начинает Артем и задыхается даже, — если это он, я убью гниду собственными руками.

— Успокойся, — Сергей хлопает по плечу Ромку, — поехали, мокрый до трусов. Переодеться надо, согреться. У Ангелины губы синие-синие, дрожит вся.

Я только после его слов понимаю — и вправду дрожу.

Тяжелее всех утрату друга переживает Артем. Они с детского сада дружили со Львом, и я вижу, как ему непросто. С нами он почти не видится, пьет только, а по пьяни кричит, что найдет и убьет виноватых.

Я прихожу к нему домой, когда он трое суток не отвечает на мои звонки. Уже холодно, ноябрь, первый снег сыпет мелкой крупой.

Долго звоню в домофон, не открывает.

— Придурок, — руки без перчаток мерзнут, я отхожу, дожидаясь, когда кто-нибудь впустит меня в подъезд. Артем точно дома, его машина стоит тут же, недалеко от подъезда. Эту квартиру он снимает второй месяц, чтобы никто не мешал ему пить. Дом, мягко говоря, совсем не по его статусу и привычкам, но я знаю, что родители ограничили его жестко в деньгах.

Наконец, дверь открывается, мимо проходит девочка с биглем на поводке. Я ловлю дверь, не позволяя ей закрыться, юное создание в тонкой шапке смотрит на меня подозрительно, собака лает, дергая за поводок, зовет хозяйку двинуться дальше.

— Я в сто сорок шестую, там брат живет, — с мягкой улыбкой говорю ей, чтобы снизить уровень тревожности. Девочка ни слова не говорит, но пропускает меня, и собака, радостно взвизгнув, бежит к ближайшему кусту.

В дверь я звоню еще дольше. Может, его действительно нет дома? Чувствую, что делаю все это зря, со злости ударяю пару раз носком ботинка по черной металлической двери.

В квартире что-то звонко падает, я слышу даже через толщу металла, разделяющего нас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В конце концов, Артем выходит ко мне на встречу. Открывает очень долго замки, не сразу попадая ключом в замочную скважину. Думаю, что он боится, поэтому закрывается изнутри не только на засов.

Когда я вижу его, то тяжело вздыхаю. Лицо мятое, похожее на лист бумаги, который сначала сжали в кулаке, а потом спешно попытались распрямить.

Синяки под глазами, спутанные волосы, несвежая футболка с непонятными пятнами. В квартире воняет отвратительно, я захожу внутрь, не снимая обуви. В коридоре — разномастная батарея из стеклянных бутылок, от пепельницы несет окурками, их так много, что они давно не помещаются в ней, высятся как Джомолунгма над столом.

— Пипец, Артем, — дышать нечем, я распахиваю окно на балкон, пытаясь впустить хоть немного свежего воздуха и с досадой думая, что выйду отсюда, насквозь пропитавшаяся этой вонью, — ты на бомжа похож.

— Ты пришла только ради этого? Выметайся, — он садится на диван, потом чертыхается, поднимая зад и вытаскивая из-под него бутылку пива. Она открыта, и добрая порция пива оказывается на диване. Морщусь.

Противно до ужаса.

— Завязывал бы ты пить. Никому от этого лучше не станет.

Он проводит ладонью по спутанным волосам. а потом выпрямляется как пружина и подходит ко мне близко:

— Никто не шевелится. Никто не хочет искать причину, по которой он умер. А знаешь, почему? Потому что думают, что он убийца. Но это не Лев.

— А кто тогда? — во рту пересыхает, я спрашиваю его осипшим голосом, — ты знаешь?

Он смотрит на меня так, точно проболтался лишнего, чертыхается в досаде:

— Не знаю я ничего, проваливай.

— Артем…

— Проваливай, я сказал! — кричит он, в стену над моей головой летит бутылка с пивом, лишь чудом не окатывая меня осколками.

Я отступаю, под сапогами слышен хруст стекла. Мне хочется спросить Артема, кто убийца. Почему он точно уверен, что Лев не виноват, может, это он сам?..

Но я не спрашиваю.

Ухожу, стою еще немного под крышей его подъезда. Бигль резвится на площадке, бегая вдоль детских качель и горок, а его хозяйка катается, взмывая ногами под самое небо.

И снова я оказываюсь последней, кто видел Артема.

На следующее утро его тело найдут на той самой детской площадке. Следователь скажет, что при падении с такой высоты никто не выживает, и что в его крови море алкоголя, нет ничего удивительного, что он свесился с балкона и потерял равновесие.

Но мы — я, Сергей и Рома, будем точно знать, что это не совпадение. Мы не знаем другого — кто из нас окажется следующим.

Следующим погиб Сережа.

Я до сих пор помню, как во время пары распахивается дверь аудитории, в которой мы занимались. Катя, наша староста, обводит всех странным взглядом, не предвещаюшим ничего хорошего. Ручка выскальзывает из моих пальцев, когда она говорит:

— Сергей Коваленко взорвался в машине.

Все, что я могу — следить за тем, как шевялятся ее губы, бескровные, отливающие синим цветом. Я думаю о лице Лере, которая утонула и стала такой же блеклой, бесцветной русалкой, но никак не могу взять в голову, что теперь нет Сережи.

— Блядь, пункт назначения какой-то, — голос с задних парт, не могу различить чей, я слышу только слова.