потому попросил Фридриха не отпускать вас от себя. Видимо, он мою просьбу отверг.

– Нет, не отверг, – ответил Кларк. – Король действительно приказал нам оставаться в замке и ждать вестей от вас. Мы сами приняли решение вернуться и уехали без ведома короля Фридриха.

– Вот как. Ослушались королевского приказа, значит. – Генрих строго нахмурил брови. – Дерзко.

– А кто ваш спутник? – спросил он после нависшей паузы.

– Ах, да, – спохватился Густав. – Представляю вам, отец, Аксела Тарфа, моего хорошего друга. Он не велик титулом, но честен и благороден. Я был бы счастлив, отец, если б вы позволили ему остаться подле меня и поселиться в Регентропфе.

Аксел поднялся и почтительно поклонился ландграфу. Генрих внимательно оглядел нового друга своего сына. Высокий темноволосый юноша с приятным лицом и умными карими глазами, в движениях никакой робости, взгляд человека в себе уверенного.

– Сколько лет тебе, Аксел? – спросил Генрих.

– В следующем месяце девятнадцать будет, – с готовностью ответил молодой человек.

– И кто отец твой?

– Латник при королевском дворе, – не стал скрывать Аксел и после с достоинством добавил. – Человек без чина, но всеми уважаемый. Король Фридрих высоко ценит его мастерство.

– Почему ж ты решил покинуть отчий дом?

– Хочу своё место в жизни найти. Помимо меня у отца ещё четыре сына, есть кому ремесло передать. Родители благословили меня и отпустили.

– Вот только ты приехал в Регенплатц в смутное время.

– Я готов встать в ряды ваших воинов, ваше сиятельство. А вдруг мне суждено стать героем?

– На поле брани вместо славы можно найти и смерть.

– В жизни всегда приходится рисковать. Побед без риска не бывает.

Ландграф улыбнулся: бравый малый, не юлит, не трусит.

– Что ж, оставайся, Аксел Тарф, – дозволил Генрих.

Поблагодарив, Аксел отвесил поклон и снова присел на лавку рядом с Густавом. А Генрих обвёл взглядом остальных юношей, а потом сказал:

– Я не знаю, что отец решит относительно тебя, Кларк, а вы, Густав и Берхард, завтра же отправляетесь в Регентропф.

– Как в Регентропф! – возмутились братья.

– Я не допущу, чтоб мои сыновья в столь юном возрасте принимали участие в такой жестокой игре, как война.

– Мы уже не мальчики! У нас есть оружие, и мы достаточно умело владеем им!

– Здесь царит смерть, здесь нужно убивать…

– Вы боитесь, что мы струсим?

Генрих не ожидал такого вопроса. Он взглянул в серьёзные глаза старшего сына. Берхард решительно поднялся с места и с вызовом вздёрнул подбородок:

– Вы учили нас не жалеть жизни за семью, за наш народ, за наши земли, а теперь призываете отсиживаться за крепостными стенами?

– Я призываю поостеречься, чтобы после моей возможной кончины было кому защитить Регенплатц, – настаивал Генрих.

Он говорил строго непреклонно, но в душе радовался, что сыновья его столь горячи сердцами и смелы духом.

– Ну, хорошо, – всё же согласился Генрих. – Вы останетесь здесь. Однако в битве участвовать запрещаю. Будете наблюдать за сражением отсюда, да и за лагерем присмотрите.

– Но отец…

– Или согласны на мои условия, или я немедленно отправляю вас в Регентропф!

Берхарду и Густаву ничего не оставалось, как повиноваться. В жизни братьев ещё не было войн, их глаза не видели картин кровавых сражений, и хотя они понимали всю серьёзность и опасность событий, страх перед ними ещё не ощущали. В их желании идти в бой было больше мальчишеской бравады, нежели истинного героизма.

В шатёр вошёл граф Кроненберг. Ему уже сообщили о прибытии сына, и миг удивления давно прошёл, осталось лишь волнение: для чего Кларк вернулся в столь тревожный час? Ведь ему было наказано оставаться при дворе.

– Зачем вы приехали, Кларк? – строго спросил Клос Кроненберг.

– Наши земли в опасности, – поднявшись с места, ответил отцу юноша.

Граф нахмурил брови – ситуация вновь повторилась, как и почти шесть лет назад. Тогда Клос не взял в военный поход сына, которому едва минуло десять лет, но Кларк сбежал из дома и накануне битвы вот так же внезапно объявился в шатре отца.

– Вот даже и не знаю, Клос, бранить их за это непослушание или хвалить? – вздохнул Генрих.

– Ни того, ни другого не нужно, – отозвался Клос. – Раз уж приехали, так пусть будут здесь.

– Берхард и Густав остаются в лагере.

– Да, здесь лишние дозорные не помешают, – согласился Клос.

– А я, отец?.. – встревожился Кларк.

– Ты птица стреляная уже, – ответил граф. – Ты пойдёшь в бой, рядом со мной.

Кларк облегчённо выдохнул, Густав от зависти закусил губу. Он был уверен в себе, в своём мастерстве, он рвался в бой, он знал, что смог бы достойно сражаться, но отец осторожничает, всё думает, что его сыновья маленькие. Как несправедливо!

А в это время слуги Густава и Берхарда добрались до замка Регентропф. Прибыв, они, прежде всего, предстали перед ландграфиней и передали ей сообщение от своих господ. Узнав, что её любимый сын направился на поле битвы, Патриция встревожилась, даже испугалась. Война – это же страшно, а Густав ещё так молод и неопытен. Да и болен он. Не выдержит напряжения боя, вида растерзанных тел, отступит перед натиском врага. Неужели Генрих допустит участие в сражении столь слабого мальчика? Может и допустить. Генрих скорее оставит в стороне от опасности своего любимчика Берхарда, наследника престола, чем несчастного, ущемлённого и Богом и отцом Густава.

Обо всём этом Патриция рассуждала вслух, взволнованно бродя по комнате. Магда Бренденбруг находилась здесь же, сидела на стуле и тревожно наблюдала за дочерью. В стороне тихо стояла служанка Ханна, которая, впрочем, уже окончательно приобрела статус близкой подруги ландграфини.

– Бедный Густав. Бедный Густав! – причитала Патриция с блестящими от слёз глазами. – Я не видела его долгих четыре года, не видела, как он становится мужчиной. И неужели мне будет отказано снова взглянуть на родного сына?!… Прижать к груди моего мальчика?!…

– Не надо так переживать, Патриция, – успокаивала Магда свою дочь. – Ты же слышала, что сказали слуги: Генрих не желал присутствия сыновей на войне, мальчики сами приехали в Кроненберг. И я думаю, Генрих не пошлёт в бой ни Берхарда, ни Густава.

– Пошлёт, – уверяла Патриция. – Густава пошлёт. Вот увидите.

– Значит, в бой пойдёт и Берхард. Ему, как будущему правителю Регенплатца не пристало трусливо отсиживаться в лагере.

– «Будущему правителю», – прошипела Патриция и брезгливо передёрнула плечами.

– А в жестоком жарком бою, – продолжала Магда, – Берхард окажется в роли мишени для смерти, и возможно, смерть не промажет.

Патриция резко остановилась и внимательно взглянула на мать. Какая интересная мысль её посетила. А ведь и правда, Берхард на войне вполне может погибнуть, и тогда конец мучениям, конец