– Пойдем, проводи меня до дома.

Мэтт вслед за ней спустился с холма, и по тропинке они вышли к круглой площадке, поросшей травой и покрытой грязью, которую все называли Эпицентром, а оттуда пошли по грязной дороге, ведущей к дому ее детства. Он хотел было спросить, осталась она там же или куда-то переехала, но потом передумал. Мэтт и без того знал ответ. Они плечом к плечу шагали по узкой дороге.

– Не думала, что ты придешь, – сказала Джессика.

– Почему это?

– Ну… Хотя бы потому, что тебе оказали не самый дружелюбный прием.

Мэтт согласно хмыкнул.

– А за брата прости, – извинилась она, – после несчастного случая он стал совсем другой. Вечно все путает и теряется. Друзей у него почти нет, вот он и рисуется перед теми козлами, которые ошиваются рядом с ним только ради выпивки, которую он для них подворовывает, пока я не вижу.

Мэтт кивнул:

– А что с ним случилось?

– Авария. Машина всмятку, даже больше, чем его тело. Черепно-мозговая травма. Сначала последствия незаметны, но стоит с ним немного поговорить…

Мэтт с сочувствием посмотрел на нее. Девчонкой она была доброй и чуткой. Именно это его в ней и привлекло. И, судя по тому, как она поставила на паузу собственную жизнь, чтобы заботиться о брате и взвалить на плечи семейный бизнес, время ее не изменило.

– Ну и зачем ты меня сюда позвала? – Он вглядывался в бледном свете в ее лицо.

На этот раз уже Джессика залилась краской:

– Не знаю.

– Не ври, знаешь.

– Думаю, чтобы извиниться.

– За что?

– За то, что после истории с твоим братом не была тебе хорошим другом.

Мэтт задумался и впервые за все время вспомнил, как после ареста Дэнни Джессика стала его избегать. Обходила десятой дорогой в школе. Не отвечала на звонки. Как он вообще мог об этом забыть? Но в памяти сохранились лишь яркие воспоминания с той ночи. Стебли травы, от которых чесалась спина, когда они лежали и смотрели на звезды. Прикосновение ее нежной ладони, когда шли по этой самой тропинке. То, как она, перед тем как поцеловать его, заводила за ухо прядку волос.

После ареста Дэнни жизнь превратилась в калейдоскоп бед с множеством провалов в памяти. Ссоры родителей. Доносившийся из-за запертой двери ванной плач отца. Дежурившие у дома папарацци. Постоянно снятая трубка стационарного телефона на кухне. Шепот за спиной и пристальные взгляды при каждом появлении в городе. Грузовик для перевозки мебели. Забвение, похоже, было защитным механизмом. Возможностью отгородиться от любых неприятностей.

Мэтту в голову пришла тревожная мысль: именно по этой причине Дэнни не мог ничего вспомнить о той ночи, когда убили Шарлотту. Чтобы отгородиться от содеянного.

– Будь у меня возможность отмотать назад время, – произнесла Джессика, глядя на траву под ногами, – я бы сказала маме, что буду дружить с кем хочу. Была бы сильнее и лучше, как друг. Я видела, как тебе было плохо. Мне бы тогда…

– Тебе не за что оправдываться.

– Еще как есть за что.

– Ну хорошо, считай, твои извинения приняты, – улыбнулся он. – И скажу тебе честно, лично я давным-давно выбросил все это из головы.

Они пошли дальше по дороге, нарушая тишину своими шагами.

– Мне так жаль твоих близких, – произнесла наконец Джессика.

Мэтт кивнул, до сих пор не зная, как реагировать на соболезнования. Будто признать трагедию означало воплотить ее в реальность.

– Ты надолго приехал? – Она старалась сгладить неловкость момента.

– Не знаю. Похороны назначены на воскресенье. Не исключено, что сразу после них я уеду, это будет зависеть от того, насколько во мне будет нуждаться тетя.

– Да, Синди женщина с характером. Я удивилась, узнав, что ты не остановился у нее.

– У меня кошмарная аллергия на кошек. К тому же все мои нью-йоркские друзья остановились в «Адейрском мотеле».

Правда заключалась в том, что его тетя годилась к употреблению лишь небольшими дозами, поэтому кошки служили лишь удобным предлогом.

Джессика кивнула, будто действительно вспомнив о его жуткой аллергии на кошек, хотя, он и подозревал, только для виду. Память воскресила воспоминание: в детстве они с родителями пошли в гости к друзьям семьи, где он стал задыхаться и хрипеть, а мама включила душ, стала тереть ему спину и велела подышать паром.

– Вчера вечером в бар заявилась горстка журналистов. Жаловались на мотель и при мне говорили, что ожидают других коллег. Все с национального телевидения.

– А чего тут удивляться. Они ведь обожают шоу Дэнни Пайна.

Неугасающий интерес к делу его брата постоянно удивлял Мэтта.

– Тут ты прав. Привязались ко мне со своими вопросами, но я сказала, что ничего не знаю.

– Например?

– Ну… Теории заговора и прочий бред.

Мэтт посмотрел на нее и покачал головой. Похоже, во всей стране он один ничего не знал о масштабных теориях заговора, о которых без конца талдычили говорящие головы по телевизору да интернет-сыщики – взрослые мужики и тетки, которым было нечем заняться.

– Спрашивали, не попадался ли мне на глаза кто-то из семейства Хейзов и не было ли у них причин расправиться с твоей семьей.

Семья Крушителя. Документальный фильм Мэтт смотрел один-единственный раз – чего ему хватило с лихвой, – но их злобу он забыть не мог.

– А один из журналюг вообще задавал какие-то дикие вопросы, – продолжала Джессика. – Спрашивал, не слышала ли я, что Шарлотта до сих пор жива и она сама подстроила свою смерть, чтобы сбежать от отца. Или ее похитили, чтобы продать в сексуальное рабство.

– Ох уж эти таблоиды… – фыркнул Мэтт.

– Он назвался сотрудником «Чикаго трибьюн».

Мэтт с отвращением покачал головой.

– Еще они хотели поговорить с Рики, но я им не разрешила.

– А с какой стати им говорить с твоим братом?

– Ты что, не смотрел документалку? Ведь именно Рики опознал Неустановленного Участника вечеринки.

Мэтт ничего такого не помнил. Опять провалы в памяти.