лобби здания. Двери открылись, и Бен стремительно вышел, провожаемый ошарашенными взглядами трех парней в комбинезонах — скорее всего, прибывших грузчиков. Но ему было плевать. Хотелось сбежать подальше от этого места. От этой женщины. Сесть за штурвал и унестись на край света, может даже уничтожить несколько целей заодно. Он впервые в жизни пожалел, что не стал пилотом истребителя.

Глава двадцать седьмая

6 ноября, Атланта, 21:45

Затемненную комнату отеля освещал лишь приглушенно работающий телевизор. Бен смотрел на экран, но не видел сменяющих друг друга картинок, слышал шум, но не вслушивался в слова и звуки. Его мысли были заняты произошедшим, как бы он ни старался отвлечь себя.

У него была волшебная ночь с девушкой, которую он любил несколько долгих лет, но он не ощущал и капли радости. Его раненое сердце оплакивало разбитую надежду, осколки которой врезались в него, усиливая боль, словно та хотела навредить за сострадание. Как Мия, которая отплатила болью за любовь. А он и правда подумал, что у неё есть к нему чувства. Понадеялся… Какой же он наивный дурак! Мозги совсем отключились, стоило ему побыть с ней наедине пару дней. Конечно, она видела в нём Рика и никого другого.

Она и раньше не хотела видеть в нём просто Бена. Не хотела видеть в нём объект обожания. Не хотела видеть в нём мужчину. Так почему же это должно было произойти сейчас, когда Рик ушел и утрата еще так свежа? Дурак он. Дурак и есть. Она видела в нём лишь удобного и заботливого старшего брата, но нельзя винить её за это. Ведь он сам охотно исполнял эту роль, скрывая истинные чувства, в отличие от Рика, который с самого начала был для неё «чужим». Да и куда ему до Рика, который мог разжечь в девушке огонь одним лишь взглядом. Рик, который ничего не боялся, который брал, что хотел.

Конечно, Мия обратила внимание на брата, а не на него — того, кто побоялся бороться за свою любовь. И предпочел играть роль заботливого старшего брата, которая обеспечивала стабильность пусть и платонических отношений, когда Рик пошел ва-банк и выиграл.

Несмотря на всю душевную боль Бен всё равно восхищался братом. Его смелостью. Он бы никогда, наверное, не решился озвучить Мие свои чувства, если бы не произошедшее с ними прошлой ночью, и то — она сделала первый шаг. Видимо, вся смелость передалась Рику, а ему трусость; он был полной противоположностью брату. Зеркальные близнецы. Ну конечно.

Внезапно сего мысли унеслись в другое русло, заставив щеки гореть, а сердце биться чаще.

«Но почему именно Мия?» — думал он. — «Неужели во всём мире, да хотя бы в этой же Джорджии, закончились девушки, у которых можно было бы завоевать сердце без остатка? Почему именно она — та, которую я люблю? Неужели Рик не понял тогда, два года назад, что у меня к ней чувства?»

Или всё прекрасно понял? Понял и ничего не сделал, оставив Мию себе. Бена поразила собственная догадка. Настолько, что давящее чувство собственной никчемности на миг покинуло его. Неужели Рик мог так поступить с ним? Продолжить встречаться с Мией, чтобы показать ему, Бену, что он может это делать несмотря ни на что. Своеобразный переход границ, пренебрежение узами крови и их братской связью. А он, в свою очередь, позволил ему сделать это, не сказав и слова. Негласно благословил их союз, так как боготворил брата и любил Мию. Неужели Рик был способен на подобное?

— Нет. Нет. Я отказываюсь верить! — произнес он вслух.

Но интуиция подсказывала, что он на верном пути. Ведь, как обычно бывает, самые невероятные теории в итоге оказываются истинной.

Неужели брат не любил его так, как любил брата Бен? Или затаил какую-то обиду и тем самым решил отомстить? А бедная Мия — всего лишь средство для достижения цели? И он действительно не любил её, как та предполагала, изменяя с другими. Но тогда зачем кольцо? Неужели он готов был зайти так далеко? Нет, Бен не мог поверить в это! Его брат не чудовище! Тот не поступил бы так со своими близкими.

«Рик не знал о моих чувствах к Мие, потому что я не озвучил их даже ему. И он любил её и поэтому хотел сделать предложение, и точка. Больше ничего».

У него просто поехала крыша. От боли и отчаяния он выдумал всякий вздор, чтобы хоть как-то унять чувство собственной никчемности и оправдать свою трусость. А он — трус, и то, что произошло сегодня между ним и ней, то, что он чувствует сейчас — расплата за его порок. Так ему и надо! Особенно сейчас, после того, как он очернил память брата своими несусветными конспирационными теориями.

— Сжалься надо мной, Боже, по милости Твоей, по великому милосердию Твоему сотри грехи мои. Смой с меня совершенно грех мой и от проступка моего очисть меня. Ибо преступления свои знаю я, и проступок мой всегда предо мной… — произнес он вслух одну из немногих молитв, что знал и еще помнил наизусть.

От острого чувства раскаяния хотелось выть, и Бен инстинктивно закрыл лицо руками в попытке спрятаться от собственной совести. Внезапно он дернулся и, схватив телефон, набрал номер Мии. Ему было необходимо её прощение, прежде чем он улетит домой завтра с утра. Ведь за свои грязные домыслы не перед кем просить прощения, в отличие от содеянного. Ему хотелось объясниться с ней. Не хотелось расставаться вот так. Но с каждым долгим гудком его надежда таяла, и когда в трубке послышалась запись автоответчика, сбросил звонок. Прежнее негодование вновь поднялось в нём, заглушив на какое-то мгновение муки совести. Ему опять захотелось что-нибудь разрушить. Но тут дала о себе знать ноющая боль в левой руке, которая была аккуратно забинтована. Он отделался лишь ушибом сустава, но могло быть и хуже, а ему всё-таки «заправщиком» управлять.

Он еще несколько минут гипнотизировал взглядом телефон, а затем поднялся и, включив свет, принялся собирать вещи.

***

Ночью он никак не мог заснуть, ворочаясь с бока на бок, периодически проверяя телефон. Но — ничего. Мия не ответила и, скорее