– Вот черт, Палла.

Гиспарта вернула себе не только удел Скабрезов.

Город стоял еще с имперских времен, унаследованный молодой Гиспартой после того, как все императоры наконец утратили последний рассудок и лишились власти. Никто не знал, сколько этому месту было лет и что оно пережило на своем веку. Но чего оно не пережило, так это Великого Нашествия орков. Тяжаки раздавили его, как яйцо, а потом устроились здесь, чтобы наесться желтка. Корона, выиграв войну, забросила город, но теперь наконец вернулась, чтобы отбросить сгнившую скорлупу и уместить здесь свои жирные задницы.

Блажка плюнула в землю. Теперь она была вынуждена задержаться.

Она не могла рисковать, войдя в город. Вряд ли Бермудо был в курсе судьбы Рамона и его людей, но определенно знал, что его подчиненные дезертировали, не убив своей пленницы. Если людям внизу было приказано смотреть в оба, то Блажка окажется в кандалах раньше, чем дойдет до середины моста. Черт, даже если бы ее не искали, ей едва ли удалось бы пройти беспрепятственно. Они ведь казнили кочевников. А что бы они сделали с одинокой полукровкой на свине?

Выругавшись, Блажка направилась на юг.

Только в добрых двух милях от Кальбарки она рискнула повернуть Паллу ближе к берегу. Темная гладь Гуадаль-кабира, великой реки Уль-вундуласа, была так широка, что ни один свин не мог ее пересечь, а ближайший брод находился в нескольких днях пути близ Топи Старой девы. Блажке пришлось проторчать у берега почти целый день, дожидаясь, пока подойдет баржа. Окликнув людей, толкавших ее шестами, и заплатив несколько монет, что взяла у Меда, она получила паром.

На борту было восемь хиляков, все в подрезанных штанах и с изъеденной насекомыми кожей, выдававшей в них жителей болот. На поясах у них висели длинные ножи, а под рукой всегда были остроги для охоты на лягушек, но ей они грозили разве что настороженными взглядами. Казалось, они больше опасались свина, чем полуорка. Блажка держала Паллу строго по центру палубы, рядом с грудой ящиков, корзин, сетей и бочек, которые болотники собирались заполнить тем, что поймают, добудут или соберут в Старой деве. Лодырин свин смиренно стоял всю дорогу, и Блажка неожиданно почувствовала себя довольной тем, что с ней был не Щелкочес. Строптивый варвар наверняка попытался бы сбросить всех в воду.

Блажка высадилась, оставив болотников с обещанными монетами, словами благодарности и внутренней мольбой о том, чтобы они забыли о ней ко времени, когда вернутся в Кальбарку продавать своих улиток и пиявок.

На противоположной стороне реки посмотрев на северо-запад, она увидела темные угрюмые гребни.

Плавленые горы.

Вероятно, некогда в Империуме эти горы называли иначе, но Блажка того названия не знала. Хребет образовывал северо-западную границу между Гиспартой и Уль-вундуласом. Кальбарка и южные подножия, хоть и были еще частью Уделья, но относились к землям Короны. Как и большинство территорий, которыми владели, вельможи довольствовались тем, что держали его в запустении, однако запрещали туда вторгаться. Обычная королевская глупость. При распределении пустоши хиляки удостоверились, чтобы ни один участок, соприкасающийся с Гиспартой, не принадлежал копытам полукровок, и тем самым создали широкую полосу земли, которую игнорировала Корона, но куда не дозволялось заходить остальным. Однако сам декрет не мог обеспечивать свое соблюдение – могли только солдаты, но их никогда сюда не присылали. До сих пор.

Полуорки Уль-вундуласа, особенно кочевники, имели давнюю традицию пренебрегать любыми запретами на передвижение, и Блажка была счастлива ее поддержать.

Как и бриганты и головорезы с другой стороны границы. Древние имперские шахтные тоннели составляли лабиринт укрытий для тех хиляков, что бежали от гиспартского правосудия, но были слишком трусливы, чтобы уйти в Уделье. Убийцы, разбойники, обесчестившие себя кавалеро и беглые заключенные – всех их тянуло в Плавки, отчего граница, которой Корона никогда не желала, имела дурную славу.

Блажка толкнула Паллу навстречу горам, но из-за потери времени она уже не успевала достичь их подножия до захода солнца. Ночь она провела в сосновой роще. Не в силах сопротивляться, Блажка съела перед сном еще один зараценский фрукт, из тех, что спрятала от остальных припасов. Она спала под звездами и еще до рассвета вернулась в седло.

Она ходила этим путем всего раз, более полугода назад, и присматривалась к местности, чтобы отыскать знакомые знаки. Но это был Уль-вундулас. Все выглядело сухим, выжженным и неприглядным. В горах было полно перевалов. Неверный выбор мог стоить нескольких дней, а то и больше. Затем, доверившись инстинкту, Блажка двинулась дальше. Она вспомнила, что на вершине над перевалом были едва заметные следы старой гиспартской крепости – остатки белого камня. Пока она пыталась его найти, ее путь полностью перешел на подножье горы.

К середине дня она обнаружила начала четырех перевалов, но нужный ей оставался скрыт. Выругавшись, Блажка принялась быстро осматривать проходы, ища подсказки, что помогут ей выбрать путь. Но белого камня, который она помнила, нигде не было видно.

– Будь дважды проклят горный козел, что, похоже, принял камень за козу и страхал его с горы! – прокричала она горам. Когда эхо затихло, ее гнев стал только сильнее. Она напрасно тратила дневное время и силы Паллы. Не оставалось ничего, кроме как принять решение.

– Тогда в тебя, – сказала она проходу, который все донимал ее память, и двинулась в объятия Плавок.

Вскоре проход расширился, превратившись в седловину между валунистыми вершинами. Хотя эта гряда тянулась по всей ширине Уль-вундуласа, чтобы в итоге примкнуть к внушительным Умбровым горам, на территории Рогов, Плавки были как самые мелкие поросята в помете. Лишь немногие склоны были достаточно круты, чтобы подняться по ним верхом мог лишь искусный ездок. Тем не менее подъемы были утомительны. Поэтому перевалы и имели такое важное значение – они открывали извилистые, но более-менее ровные тропы. Блажка сомневалась в своем выборе, пока не заметила брошенную кастиль на ближайшей вершине.

Вот это место. Досюда она дошла в прошлый раз. Потом Овес настоял, что оставшуюся часть пути он пройдет один. Расставание тогда далось нелегко. Вождь Реальных ублюдков в то утро будто перестала существовать. Черт, Блажка с Овсом оба словно растворились в том последнем объятии. Они снова стали Изабет и Идрисом, крепко сжимая друг друга, как много раз делали в детстве, чтобы утешить друг друга.

И сейчас, сидя в седле, Блажка посмотрела на тропу, по которой ушли Овес с Уродищем. В тот день она смотрела на них, пока они не исчезли в скалистых складках гор.

– Наш поворот, – сообщила Блажка Палле и толкнула его вперед.

Теперь ей не оставалось ничего, кроме как идти и ждать, пока ее заметят.

Она знала, что жители гор приняли Овса к себе. Колпак ездил сюда каждый месяц с тех пор, как ушел троекровный, и каждый раз привозил увесистую сумку серебра. Для Ублюдков эти распухшие мешки монет означали, что им будет чем заплатить Шквалу бивней за следующую поставку припасов. Для Блажки – что Овес был еще жив. Ей оставалось только надеяться, что, когда она достигнет места его ссылки, там будет ждать еще один мешок монет. И ей его вручит большой и глупый трикрат.