Ее, подумал трактирщик.

Засунув тяжелый кошелек в карман рубахи, он решил уйти в свои собственные комнаты, где у него на стене висел солнечный диск, чтобы помолиться о прощении. И, конечно, о благополучном путешествии Бога под миром, где он каждую ночь защищает людей от демонов.

В тот вечер эти вечерние молитвы не были прочитаны.

Вскоре после того, как первый мужчина поднялся наверх, в гостиницу шумно ввалились еще люди. Их было полдюжины, пятеро вооружены мечами и кавалерийскими луками. Ими руководил мужчина постарше – худой, властный, лысеющий, с аккуратно подстриженный седой бородой, тоже хорошо одетый, хоть и запыленный после путешествия. Он потребовал от трактирщика того же, но не предложил денег.

Вместо этого новый гость холодно произнес:

– Я кое-кого ищу. Тебя повесят на дереве в твоем дворе, а гостиницу сожгут дотла, если не скажешь, кто приехал сюда сегодня после полудня и занял комнату, которую для него сняли заранее. Если того, кто интересует нас, здесь нет, мы уедем, но советую не испытывать мое терпение.

Хозяин гостиницы бросил быстрый взгляд на охранника, сидящего у восточной стены. Тот сидел очень прямо, застыв, будто боролся со внезапным приступом боли.

Трактирщик чувствовал себя так же.

Он не стал испытывать терпение высокого надменного мужчины, явно привыкшего к повиновению, и сообщил, какую комнату сняли. Эти люди, в отличие от приехавшего ранее господина, выглядели опасными. Они сразу же поднялись по лестнице – три солдата, мужчина с седой бородой, еще два солдата.

И только после того, как они исчезли, а потом наверху раздались сердитые голоса, хозяин гостиницы понял, что знает, чью ливрею они носят.

Хозяин выругался. Он делал это крайне редко, но господин, если бы захотел, действительно мог сжечь гостиницу дотла, ничем не рискуя.

– Кто же там, в этой комнате, мать вашу так? – вот что произнес он тихо.

Только жена, вернувшаяся за стойку, услышала его и рассмеялась:

– Можно подумать, тебе что-то известно про смысл этих слов!

Он никак не думал, что кто-то слышал, как она это сказала.

* * *

Антенами был очень доволен собой. Он надеялся, что теперь, когда он нашел эту женщину, сможет удовлетворить два своих страстных желания.

Его слабо интересовал семейный бизнес. Бухгалтерские книги и правила счетоводства, которым пытался научить его брат, казались ему до ужаса скучными. Он их понимал (это правда), но ему было все равно.

В то же самое время он с удовольствием тратил средства, которые приносила их банковская империя. Поговаривали, что они начинают соперничать с Серессой, что довольно опасно, но пусть об этом беспокоятся его отец и брат. Антенами предпочитал, чтобы его не трогали, он хотел быть в стороне от принятия решений, лишь бы у него имелись деньги на расходы. Старший брат считал его бездарным? Ну и ладно.

В этот день он потратил деньги семьи в районе Сокол. Три человека получили некие суммы. Третий доложил, что видел, как их наездница спустилась с балкона в тыльной части дома, пока ей пели серенады со стороны фасада. Нет, он понятия не имел, куда направилась женщина, но она ушла в мужском плаще, в сопровождении другого мужчины, и тот человек проследил за ними. «На север», – сказал он. Можно было догадаться, что они хотят провести ночь вне стен города. Свидание? Он оскалился в улыбке завсегдатая таверны. Человек этот никому ничего не сказал, потому что ему было смешно видеть перед домом всех этих глупцов из района Сокол, которые надеялись, что наездница выйдет к ним. Сам-то он из соседнего района Гусь, так что пускай люди из Сокола распевают свои песни – понапрасну.

Антенами искренне надеялся, что дело не в свидании. Он не верил, что у нее назначено свидание, по крайней мере не любовное. Он считал, что у него инстинкт насчет женщин и лошадей. Правда, с лошадьми пока получалось лучше.

В сопровождении двух слуг он поехал на север по главной дороге. В первой гостинице, которую они проверили, не было ничего интересного. Во второй он нашел наездницу.

* * *

Мне следовало уйти, да, но я вернулся к окну в конце коридора. Никто так и не закрыл ставни, которые я раньше распахнул. Теперь в коридоре горели лампы; та, что ближе к окну, мигала под порывами ветра, но не гасла. Я высунулся наружу, под ветер. Во дворе горело еще больше факелов и появилось еще больше людей.

Я и сам не знал, почему медлил. Возможно, мне хотелось… я надеялся, что она откроет дверь, выйдет из комнаты, будет искать меня. Что позовет меня обратно и скажет…

Что скажет? Это была бы опасная глупость – почти такая же опасная для нее, как и для меня, и я не хотел этого. Но также я не был готов снова столкнуться с окружающим миром, спуститься по этой лестнице в общий зал и услышать, как люди возбужденно кричат о блестящем выступлении наездницы от района Сокол на площади Бискио и о том, с какой радостью они оседлали бы саму наездницу, если бы им дали такую возможность!

Пока я одевался, она спросила, лежа на широкой кровати:

– Ты собираешься уехать с Монтиколой?

– Я еще не решил. Мне нужно принять решение.

– Тебе следует это сделать, – сказала она. – Тогда ты окажешься во дворце и займешь там достойное место. Там много возможностей.

– Я уже служил во дворце в Милазии.

– Это другое, ты сам понимаешь. Фолько ненавидит Монтиколу, это их дела, но Монтикола – не Уберто.

– Я это понимаю. А ты знаешь… знаешь, почему они?..

– Хотят убить друг друга? Не совсем. Некоторое время назад они встретились на поле боя, но сражений было много. Ходят и другие слухи.

– Его глаз?

– Это сделал не Монтикола.

– Значит, ты не знаешь…

– Они – наемники. Соперники, которые так заработали свои состояния и продолжают зарабатывать. Может быть, это как-то связано с его сестрой, сестрой Фолько. Он мне никогда не говорил. И моя тетя тоже.

«Моя тетя». Адрия была тем, кем она была.

К тому моменту я уже закончил одеваться и сказал:

– Мне нужно идти. Будет нехорошо, если…

– Если здесь найдут мужчину? Может быть. Только если они знают, кто я такая.

Я смотрел на нее. Старался запомнить ее. Ведь я никогда больше ее не увижу.

Словно услышав меня, она сказала:

– Я захочу знать, где ты находишься, Гвиданио. Ты постараешься мне сообщить об этом?

Она проявила великодушие, учтивость. Мне не хотелось горевать. Я кивнул.

– Я скажу тебе кое-что насчет сегодняшнего дня, – прибавила она. – Фолько знал, что Монтикола делает ставки на мою победу. Он послал мне записку, где сообщил об этом и о сигнале, после которого упадет веревка на старте.