Её губы на моей щеке — лёгкие, как крылья мотылька. Ей не страшно от собственной дерзкой смелости. Ей не важны условности, потому что она так чувствует и хочет подарить эти ощущения мне.

А затем Рени уходит. Неслышно выпархивает из комнаты, и я не сразу понимаю, что её больше нет. Прихожу в себя от воркованья голубей за окном. До боли стиснуты челюсти и кулаки. Деревянное тело и воронка в груди — пустая и бесконечная.

«Так лучше», — твердит разум.

«Что ты наделал?» — вопрошает сердце.

Я падаю на узкую кровать, и тёмное отчаяние заливает меня с головой, как глубокие воды океана. Хочется рычать от боли. Разбивать кулаки в кровь о стены. Мечтаю исчезнуть навсегда. Сейчас. Сию секунду. Но продолжаю лежать неподвижно, глядя в потолок. Я отдал бы жизнь, лишь бы она была счастлива. Я готов умереть, понимая, что всё равно делаю её несчастной своими словами и отказом.

Я не знал, что бывает так. Посмеивался, когда другие рассказывали об этом. Не верил. Считал это выдумками и блажью. Легкомысленно отмахивался: может быть, когда-то. В далёком будущем. Но не точно, не наверняка. Да в это и нельзя поверить, пока не почувствуешь. А сейчас нет сомнений: это оно, то самое, настоящее. Навсегда.

Я и иномирная девушка. Я и простая смертная. Опутаны, оплетены, привязаны друг к другу. Но, наверное, ещё можно что-то сделать. Пока не свершилось окончательно, пока не проросло из одного тела в другое. Разорвать связь, чтобы не мучить её. Стереть воспоминания, чтобы забыла, а если и вспоминала, то как друга.

Я буду по ней скучать. Невыносимо. Но лучше умереть от тоски, чем лишить её привычного мира и родных. Впервые за то время, что я находился здесь, мне хотелось плюнуть и не искать портал. Не возвращаться назад. Остаться. Но что я мог дать ей, ни живой ни мёртвый? У нас даже детей не может быть.

Кровочмаки не стареют. Она будет меняться, а я останусь прежним. Одинаковым. Можно, конечно, поддерживать личину, внешне стареть вместе с ней. А потом она уйдёт, а я окажусь один, в чужом мире, где мне нет места. Где я превращусь в тень, когда её не станет…

Мысли, одна мрачнее другой, рождались в моей голове. Я сгущал краски, изводил себя, но так и не сумел найти убедительные аргументы, что всё делаю правильно. Разум хладнокровно атаковал, наносил смертельные удары, а сердце принимало боль и не хотело сдаваться. В нём вопреки всем доводам жила надежда.

Измученный, растерзанный, я метался и не находил выхода из лабиринта собственных запретов. Я то видел свет, то погружался во тьму. Кровочмаки не болеют. Но сейчас я чувствовал жар во всём теле. Словно в лихорадке цеплялся за обрывочные мысли и начал терять связь с окружающей действительностью.

Умом я понимал: это истощение. Последствия «умирания» от смертельных пуль. Невозможность нормально восполнить энергию. Мне нужна была кровь, но я настолько подавил жажду, что она стала слабой, как и я сам. Сердце не хотело жертв. Особенно в этот момент. Сердце хотело, чтобы Рени была рядом. Не секунду и не час, а всегда.

Не знаю, что со мной случилось. Может, я впал в забытье. А может, меня настиг сон. Тело боролось и искало пути восстановиться. Я нуждался в передышке, и я её получил. Пусть и ценой провала в небытие.

Рени

У меня даже не хватило сил на него сердиться. Не было и обиды — между нами происходило что-то такое, отчего всё остальное отбрасывалось на второй план. Он не мог лгать — теперь я видела это ясно. И не знаю, кому из нас было больнее. Честно: я его даже жалела.

Я вернулась в свою комнату — больше не путалась и не боялась заблудиться. Почему-то ориентироваться стало легко: я мысленно представляла, куда хочу попасть — и находила путь. Всё тот же огонёк внутри, тоненькая нить, которая вела меня к цели. Оказывается, так я могла найти не только Гесса.

Дверь открывала не дыша. Я безропотно приняла бы взбучку от Герды, но моя дуэнья всё так же мерно посапывала в кресле. Здорова она спать, однако. Когда миссис Фредкин работала домоправительницей, мне казалось, что она никогда не спит. Всегда пунктуальная, всегда при параде, всегда в курсе всех новостей и сплетен. Впрочем, она и здесь своего не упускала. Иногда я думала, что у неё глаза на затылке. А уж её проницательность кого хочешь обескуражит. Однако мой дерзкий побег она проспала. Не могу сказать, что меня это огорчило.

Пока я размышляла, погружённая в невесёлые думы, не заметила, как Герда проснулась. Подняла в какой-то миг глаза и наткнулась на внимательный взгляд. Вы не поверите, но мне показалось, что она видит меня насквозь. Тут же захотелось виновато потупиться, завилять хвостом, как нашкодивший щенок, и признаться во всех грехах. Но я выдержала.

— Какой замечательный воздух на Цилии, ты заметила? — спросила она, сладко потягиваясь. Абсолютно недопустимое поведение по её же собственным меркам, но в комнате, кроме нас, никого нет, вероятно, поэтому она допустила подобную вольность. — После всех треволнений сон — лучшее лекарство. А может, это ещё та сонная дрянь внутри бродит.

Герда зевнула, прикрывая рот пухлой ладошкой, и огляделась вокруг.

— Я смотрю, ты даже вещи не разобрала. С другой стороны, и ни к чему, раз мы завтра снова отправляемся в путь. Тебе бы отдохнуть, моя дорогая. Очень ты бледненькая.

Мне вдруг захотелось выплакаться на её груди. Пожаловаться на Гесса. Сказать, что… нет, я об этом ни за что ей не признаюсь.

— Столько всего навалилось, — оправдывалась я, улыбаясь. — Постоянно думаю и переживаю.

— Ник чему это, моя девочка. Всё в этой жизни случается для чего-то, — вещала моя мудрая опытная Герда. — Ниспосланные испытания — всего лишь часть тягот, которые нужно вынести на своих плечах. А зачем — станет ясно позже.

— А если не будет этого «позже»? — не выдержав, задала я мучающий меня вопрос.

— Если вдруг — раз — и нет ничего?

Герда пожимает плечами, складывает губки бантиком, отчего на её щёчках проступают очаровательные ямочки.

— От судьбы не спрячешься. Она настигает, как убийца в подворотне. Нужно просто жить и не думать о таких вещах.

Она похлопала меня по плечу. Сочувственно так, по-матерински. А затем прижала- таки к груди. Но я не расплакалась, нет. Перевела дух. И стало легче.

Остаток дня прошёл, как в тумане. Мы что-то ели, о чём-то разговаривали. Орландо так и не вернулся даже к ужину, но я о нём не переживала. Почему-то была уверена, что ничего с ним не случится.

Ночь навалилась неожиданно — придавила темнотой. Плотное небо без единой звёздочки — я выглядывала в окно, чтобы подышать свежим воздухом, но стояла духота. Видимо, природа решила не упрощать нам жизнь — задумала отыграться грозой. Но пока ни молнии не сверкали, ни гром не гремел. Тягостная тишина и беззвёздная тьма.

Герда давно уснула, а я всё ворочалась, не могла найти себе места. На душе было тревожно. Мне казалось: с Гессом что-то случилось. И чем дольше я думала об этом, тем больше металась. В какой-то момент я перестала бороться с собой, оделась и выскользнула за дверь.