Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К полуночи я кляну Арча Свэнгера самыми последними словами.
Пока продолжается ночная работа, мы с Напарником дремлем по очереди. Мы здорово проголодались и умираем от желания выпить кофе, но уехать не можем. В двадцать минут шестого на мой мобильник звонит Риардон:
– Это пустышка, Радд, ее тут нет.
– Я рассказал все, что знаю, клянусь.
– Я тебе верю.
– Спасибо.
– Ты можешь ехать. Выезжай на шоссе и двигайся на юг до поворота к придорожному кафе «Четыре угла». Я перезвоню через двадцать минут.
Мы трогаемся и видим, как все занятые поисками начинают собирать вещи. Собаки по-прежнему отдыхают в своих клетках. Арч Свэнгер наверняка наблюдает из укрытия где-то поблизости и смеется над нами. Мы едем на юг, и через двадцать минут снова звонит Риардон.
– Ты знаешь стоянку грузовиков возле «Четырех углов»?
– Думаю, да.
– Остановись на заправке, но бензин не покупай. Войди в кафе – оно справа, у дальней стены за стойкой есть кабинки. Твой сын там будет сидеть и есть мороженое.
– Понял.
Мне ужасно трудно удержаться и не ляпнуть глупость типа «спасибо» – как будто я им искренне благодарен, что они похитили моего сына, не причинили ему вреда, а потом вернули. Если честно, меня охватывает чувство облегчения, радости, благодарности, ожидания и даже возникает сомнение, что похищение может закончиться на такой счастливой ноте. Так не бывает.
Через минуту мой телефон снова звонит. Это Риардон.
– Послушай, Радд, не имеет смысла копать это дело, задавать вопросы, обращаться в прессу, говорить на камеру – в общем, делать все, что ты обычно делаешь. Прессой мы займемся сами, дадим утечку, что тебе удалось найти сына после анонимного звонка. Наше расследование похищения продолжится, но ни к чему не приведет. Мы понимаем друг друга, Радд?
– Да, согласен. – Я сейчас согласен на все, что угодно.
– Версия такая. Кто-то похитил твоего сына, но тот его достал своими капризами, потому что во многом, наверное, похож на тебя, и его решили оставить на стоянке грузовиков от греха подальше. Тебе все понятно, Радд?
– Все, – говорю я, еле сдерживаясь, чтобы не облить его потоком отборной матерщины.
На стоянке, залитой светом, грузовики выстроены аккуратными рядами. Мы паркуемся у заправки, и я быстро прохожу в кафе. Напарник остается в фургоне наблюдать, нет ли за нами слежки. В кафе уже полно народа – началось время завтрака. В воздухе висит запах кипящего масла. За стойкой крепкие дальнобойщики поглощают блины и сосиски. Я поворачиваю за угол, вижу кабинки, прохожу первую, вторую, третью и в четвертой вижу Старчера Уитли с улыбкой во весь рот, сидящего в одиночестве перед большой креманкой с шоколадным мороженым.
Я целую его в макушку, ерошу ему волосы и устраиваюсь напротив.
– С тобой все в порядке?
– Наверное, – отвечает он, пожимая плечами.
– Тебя никто не обижал?
Он мотает головой. Нет.
– Скажи мне, Старчер, тебя точно никто не обижал?
– Нет. Они были хорошие.
– А кто они? С кем ты был, когда ушел из парка в воскресенье?
– С Нэнси и Джо.
Возле кабинки останавливается официантка. Я заказываю кофе и яичницу, а потом спрашиваю:
– А кто привел сюда этого парнишку?
Официантка оглядывается по сторонам.
– Не знаю. Тут минуту назад была женщина, сказала, что мальчик хочет мороженого. Наверное, отлучилась куда-то. А за мороженое заплатите вы?
– С удовольствием. У вас тут есть камеры наблюдения?
Она кивает на окно:
– На улице. В помещении нет. Что-то не так?
– Нет, все в порядке. Спасибо.
Когда она ушла, я спрашиваю Старчера:
– А кто тебя сюда привел?
– Нэнси, – отвечает он, отправляя в рот большую ложку мороженого.
– Послушай, Старчер, отложи на минутку ложку и расскажи, что случилось, когда ты пошел в туалет в парке. Ты пускал гоночный катер, потом захотел по-маленькому и отправился в туалет. А что было потом?
Он медленно втыкает ложку в мороженое и оставляет ее в нем.
– Ну, потом меня вдруг схватил большой дядя. Я подумал, что он полицейский, поскольку на нем была форма.
– У него был пистолет?
– Нет. Он просто перенес меня в фургон, который стоял за туалетом. За рулем был другой дядя, и мы поехали очень быстро. Они сказали, что везут меня в больницу, потому что бабушке стало нехорошо. И что ты уже там с ней. Мы ехали и ехали, а потом оказались за городом, где меня оставили у Нэнси и Джо. Дяди уехали, а Нэнси сказала, что с бабушкой все в порядке и ты скоро приедешь меня забрать.
– Понятно. Это было в субботу утром. А что вы делали в субботу потом и весь день вчера?
– Ну, смотрели телевизор, старые фильмы и разные передачи и много играли в нарды.
– Нарды?
– Ну да. Нэнси спросила, в какие игры я люблю играть, и я сказал, что в нарды. Они не знали, что это такое, и Джо пошел в магазин и купил дешевые нарды. Я их научил, как играть, и все время обыгрывал.
– Они тебя не обижали?
– Нет, совсем. Говорили, что ты в больнице и не можешь уехать.
Наконец появляется Напарник. Он радуется при виде Старчера и треплет его по голове. Я прошу его найти управляющего, выяснить, где установлены камеры, предупредить, что фэбээровцы наверняка заберут все записи, и позаботиться, чтобы они не пропали.
Мне приносят яичницу, и я спрашиваю Старчера, не хочет ли он есть. Нет, не хочет. Последние два дня он ел только пиццу и мороженое. То, что просил.
Поскольку меня никогда не приглашали в дом, где живет Старчер, я решаю, что туда его не повезу. Мне не хочется видеть никаких бурных сцен с охами и ахами. В получасе езды от Города я звоню Джудит и сообщаю, что с ее сыном все в порядке. Он сидит у меня на коленях, и мы подъезжаем к Городу по федеральной автотрассе. Она так потрясена, что не может вымолвить ни слова, и я передаю телефон Старчеру. Он говорит: «Привет, мам», и я думаю, что она на седьмом небе. Я даю им немного поболтать, а потом беру трубку и рассказываю ей, что мне поступил звонок с инструкциями, где его можно забрать. Нет, никакого вреда ему не причинили, разве что перекормили сладким.
Парковка возле ее офиса пустынна – сейчас всего половина восьмого, – и мы спокойно ждем надвигающейся бурной сцены. На стоянку заруливает черный «ягуар» и резко тормозит возле нашего фургона. Мы со Старчером выходим из фургона, а из «ягуара» с криком выскакивает Джудит, бросается к сыну и с причитаниями начинает его ощупывать и обнимать. Тут подскакивают ее родители и Эйва. Они тоже по очереди обнимают и тискают Старчера, заливаясь слезами. Я их всех терпеть не могу, поэтому подхожу к Старчеру, ерошу ему волосы и говорю: