– Похоже, он позволил вам спокойно спать с двух до шести, не пытаясь убить вас, хотя вы были целиком в его распоряжении.

Ноббс не был уверен, когда именно произошло нападение. Лоуренс продолжал:

– Если предположить, что он действительно напал на вас и пытался задушить, давали ли вы ему хотя бы малейший для этого повод? Как-то провоцировали или, скажем, упрекали его в чем-нибудь?

– Нет.

– Ничего из того, что вы ему сказали, не могло вызвать этого странного поведения? Вы не отвергали его, не дразнили, не раздосадовали его каким-либо образом?

– Нет.

– И следующим утром он вел себя так, как будто ничего необычного не случилось?

– Да.

– Казался ли он вам обеспокоенным вашим состоянием?

– Да.

– Были ли какие-то признаки того, что он считал, будто совершил нечто ужасное той ночью?

– Нет.

Односложные ответы Пола Ноббса потенциально имели огромную важность. В свете возникшего позднее предположения о том, что Нильсен преследовал своих жертв, у суда имелся свидетель, который утверждал обратное. Также будет высказано предположение, что Нильсен впадал в ярость, когда люди невнимательно его слушали, и именно поэтому убивал их, но вот перед ними предстал живой очевидец того, что Нильсен, напротив, и до, и после убийства вел себя совершенно обыденно. Следующий свидетель, Карл Стоттор, оставил у присяжных похожее впечатление. Что еще важнее, показания Ноббса противоречили идее о том, что Нильсен намеренно выбирал жертв, которые не имели семьи и определенного места жительства и которых не стали бы искать. Он дважды присутствовал во время разговора Ноббса с матерью, но даже зная, что у того есть мать, все равно попытался его убить. Он знал, что исчезновение Ноббса не пройдет незамеченным, особенно учитывая, что другие посетители паба в тот день наверняка видели их вместе. Действительно ли Нильсен остановился в процессе убийства именно поэтому, когда осознал внезапно, что его жертва привлечет к нему слишком много внимания? Если это так, то почему он не остановился до того, как попытался его убить, и не оставил Ноббса в покое? Или же у Нильсена в самом деле было «два сознания», одно из которых принадлежало убийце, и его рациональная часть при этом не всегда могла на него влиять?

Если Пол Ноббс нервничал, то Карл Стоттор и вовсе пребывал в ужасе от необходимости давать показания. Он даже слегка помедлил на пороге зала, впервые увидев собравшуюся для его «представления» публику. Он сунул руки в карманы своего свободного пиджака и держал их возле живота. На нем была рубашка с открытым горлом, из-под которой время от времени выглядывала цепочка с подвеской. На его бледном лице можно было заметить намек на макияж. Ему был всего двадцать один год, он выглядел женственным и застенчивым, и прокурор не стеснялся называть его в суде «довольно жалким молодым человеком». Наверняка все присутствующие в тот день испытывали к нему сочувствие, пока он рассказывал свою ужасающую историю тихим, мягким, едва слышным голосом. Ему тоже не раз велели говорить громче, но драматичность его рассказа только подчеркивалась его робостью: в суде стояла такая тишина, что можно было бы услышать, как падает на пол перышко.

Мистер Стоттор рассказал о том, как встретил Нильсена в пабе «Блэк Кэп» на Камен-Хай-Стрит в мае 1982-го. Стоттор тогда пребывал в депрессии из-за неудачно окончившихся романтических отношений в Блэкпуле, и Нильсен утешил его, убедил поговорить об этом, пытался настроить его на оптимистический лад.

– Он сказал, что я очень красивый. Он казался очень хорошим человеком, очень добрым, заговорил со мной, когда мне было плохо.

Нильсен оплатил всю выпивку им обоим и в конечном итоге предложил пойти к нему в квартиру, пообещав, что не будет его трогать. Он взяли такси до Крэнли-Гарденс, и они держались за руки всю дорогу. В квартире Стоттор сказал, что хотел бы умереть, и Нильсен велел ему не глупить: мол, он не должен выбрасывать свою жизнь на ветер из-за одного человека, и его ждет впереди прекрасное будущее. Когда Стоттор почувствовал себя плохо из-за выпивки, они оба пошли спать. Стоттору предложили рассказать в суде, что именно он помнит о событиях той ночи. Голос его стал еще тише от болезненных воспоминаний, когда он вернулся мысленно в ту кошмарную ночь:

– Я проснулся и почувствовал что-то на шее. У меня болела голова, и я не мог нормально дышать, но не понимал, почему. Я почувствовал его руку, тянущую за молнию сзади. Он говорил каким-то кричащим шепотом: «Не дергайся, не дергайся». Я подумал, что он, наверное, пытается помочь мне выпутаться из застежки спального мешка, о котором он меня предупреждал. Потом я отключился.

Тут голос Стоттора дрогнул от переполнявших его эмоций: казалось, он сейчас зарыдает, но он продолжил. По его словам, он почти потерял сознание:

– Давление на горло все увеличивалось. Голова болела. Я не мог дышать. Я смутно помню журчание воды. Потом – как меня несли куда-то, и стало очень холодно. Я знал, что нахожусь в воде и что он пытается меня утопить. В третий раз, когда моя голова оказалась на поверхности, я сказал: «Не надо больше, пожалуйста, не надо», – и он сунул меня под воду снова. Я подумал, что умираю. Я подумал: этот человек убивает меня, и я умираю. Я подумал: «Ты тонешь. Так ощущается смерть». Потом я расслабился и отключился. Больше я сопротивляться не мог.

К собственному удивлению, Стоттор проснулся снова и обнаружил себя на диване – собака, Блип, вылизывала ему лицо. Позже он увидел в зеркале красный след вокруг шеи и лопнувшие капилляры по всему лицу. Нильсен сказал, что ему приснился кошмар, и ему, Нильсену, якобы пришлось плеснуть ему в лицо холодной водой, чтобы его разбудить. Еще позже он помнит, как лежал в кровати, медленно согреваясь, и как Нильсен его обнимал.

Прокурор установил из его рассказа два важных пункта, указывающих на предумышленное убийство. Во-первых, Нильсен спросил Стоттора в пабе, есть ли у него семья, что подтверждало гипотезу о выборе жертв, у которых нет значимых (родственных или иных) отношений. Во-вторых, он предупредил Стоттора о застежке-молнии на спальнике, когда ложился спать – а значит, собирался использовать это в качестве оправдания при необходимости, поскольку никто в здравом уме не смог бы запутаться в застежке спального мешка, который лежал на кровати (Стоттор при этом не находился внутри мешка). Подразумевалось, что если Нильсен предупредил его о молнии на спальнике, то, ложась спать, он уже имел намерение Стоттора задушить.

При перекрестном допросе свидетеля мистер Лоуренс сделал упор на кажущуюся нормальность поведения Нильсена до и после нападения. Стоттор согласился, что обвиняемый был хорошим слушателем, терпеливым и искренне заинтересованным.

– У меня возникло впечатление, что он не хотел оставлять меня одного в моем состоянии, – сказал свидетель.

Он также согласился, что Нильсен не заставлял его остаться на ночь, никак не касался темы секса и не предлагал его, не спорил с ним, и никто никого не раздражал.