Администратор принялся возражать, говоря, что не может принять столько денег, но затем взял их с радостью. Посыльный загрузил два чемодана «Луи Вуитон» в багажник «мерседеса» ее друга, а два других отнес в камеру хранения. Они сели в изящный новенький автомобиль, иранец открыл потолочный люк, и они поехали. Ветер сорвал платок с головы Джеки, и шелковистые светлые волосы волной рассыпались по плечам.

Молави пересек улицу, зашел в кебаби, чтобы купить еды, и взял ее с собой, в кабинет. У него был такой жалкий вид, что охранник, крепкий мужчина с лицом, покрытым шрамами после службы во время ирано-иракской войны, сказал, что ему надо идти домой и отдохнуть. «Хорошо, может, позже», — пробормотал в ответ Молави.

Если он завтра не придет, руководство вздохнет с облегчением. «Надо позаботиться о здоровье и не заражать коллег». Если ему позвонят домой и никто не ответит, все подумают, что он пошел к врачу или даже лег в больницу. На следующий день будет пятница, выходной для всех правоверных мусульман, потом обычные выходные. Пока его хватятся, пройдет почти неделя.

Карим просидел за столом почти до трех, потом встал, надел куртку, застегнулся до горла, так, будто его знобит, взял портфель и вышел за дверь. Он остановился у дверей кабинета доктора Базаргана, но того не было на месте, и он сказал секретарше, что, похоже, заболел и идет домой. Та ответила, что хорошо бы показаться врачу. «Завтра, если буду чувствовать себя так же». Шаркая, он прошел по коридору и к дверям, мимо секретарши, которая снова с сочувствием посмотрела на него.

Когда «мерседес», везущий Джеки, мчался по шоссе Ресалат, их остановил полицейский. Молодой парень, настоящий правоверный, с густой бородой. Он смотрел на них с подозрением. Ему явно не нравилось, когда иранские мужчины катают европейских женщин на роскошных автомобилях. Сидящий за рулем иранец спросил, что не так. «Ремни не пристегнули», — ответил патрульный. Джеки едва не расхохоталась, но ничего смешного тут не было. Полицейский потребовал документы на машину, проглядел их, сказал, что есть проблемы и ему надо связаться по радио с начальством, чтобы спросить совета.

Иранец не растерялся. Он спросил, нельзя ли им поговорить наедине. Они обошли машину сзади, так, чтобы их не было видно с дороги. Иранец заговорил с патрульным почтительно и простодушно, потом сказал что-то такое, отчего полицейский рассмеялся. Они пожали друг другу руки, и Джеки догадалась, что иранец дал полицейскому взятку.

— Что ты сказал ему? — спросила Джеки, когда они поехали.

— Что ты — дорогая немецкая шлюха, а у меня есть только пара часов. Попросил снисхождения, по-мужски. Что взял машину напрокат, желая произвести на тебя впечатление.

— И он поверил?

— Еще бы, — ответил иранец. — Я просто сказал ему то, о чем он и сам думал. Но сформулировал это, как вопрос мужской чести. Если бы он задержал меня, я бы потерял лицо, не говоря уже об удовольствии от секса. А в этом ни один иранец не станет унижать другого.

Джеки лишь покачала головой.

— Какая чушь. Везет тебе. Сделай так, чтобы нас больше не останавливали.

Сари, Иран

Карим Молави, шатаясь, спустился по лестнице, вышел из безымянного белого здания в Джамаране и взял такси, одно из многих, стоящих на противоположной стороне улицы. Он старался выглядеть слабым и больным, но внутренне ликовал. Побег начался. Молодой ученый сказал водителю, что ему надо в Юсеф-Абад, на улицу Яздени. Согласно указаниям, он должен был бы ехать с работы прямо на автовокзал, но он подумал, что это было бы плохим решением. Позднее, когда на следующей неделе он не появится на работе, таксиста могут спросить, куда он отвозил доктора Молави. Тут не должно быть неувязок.

Приехав домой, Карим переоделся. Снял черный деловой костюм и надел широкие брюки, теплую рубашку и куртку. Подумав, взял и кепку, чтобы частично скрыть лицо, переобулся, сменив черные мокасины на ботинки с толстой резиновой подошвой, на случай, если придется много идти пешком. Как сбежать из Ирана? Через пустыню или горы? Об этом он не имел ни малейшего представления. Подумав, Молави упаковал в портфель еще одну смену белья. Посмотрел на него и переложил все в неброскую матерчатую сумку, а портфель отложил. Проверил бумажник, чтобы все документы были с собой. Хорошо бы иметь и паспорт, но его забрали. Его спасителям придется что-нибудь придумать, если паспорт понадобится. Встав, Карим пошел к двери и остановился.

Что еще добавить, чтобы все выглядело так, будто он планирует вернуться домой? Он положил в микроволновку еду, включил телевизор в спальне, тихо, чтобы не беспокоить соседей. Что еще? Написал список дел. «Забрать вещи из прачечной, сходить к зубному, купить новую занавеску в душ». Оставил листок на столе. Когда человек хочет сбежать из страны, он не думает о том, что нужно приобрести новую занавеску.

Молави вышел через черный ход на задний двор и направился по переулку на соседнюю улицу, в противоположном направлении от того, в котором он обычно уходил из дома. Миновал пару кварталов, добравшись до площади Фархан, и принялся ловить такси. К нему, рыча мотором, подъехал оранжевый ржавый «пайкан». Такие обычно ходили по маршрутам. Карим сказал, что ему нужно на Восточный автовокзал. «Дар басте?» — спросил водитель. «Без остановок?» Это значило, что если пассажир заплатит цену как за полную машину, его довезут быстрее, никого не подбирая по дороге. Молави кивнул. Чем меньше людей увидят, куда он поехал, тем лучше.

Он сел спереди, рядом с таксистом. На приборной доске лежал Коран, а на зеркале заднего вида болталась узорчатая подвеска, амулет от сглаза. К счастью, водитель не изъявлял желания поболтать. «Пайкан» катился в восточном направлении, изрыгая из выхлопной трубы клубы дыма. Движение было плотным, а воздух так наполнился смогом, что у Молави запершило в горле и он закашлялся по-настоящему. Когда они доехали до шоссе Демавенд, на улице стало свободнее и дышать стало легче. Молодой ученый посмотрел на часы. Почти четыре. Он понятия не имел, насколько часто ходят автобусы до Сари, но ему очень хотелось скорее сесть в один из них.

Восточный автовокзал располагался на окраине города. Молави приехал туда около четырех и купил билет на автобус, отправляющийся в половине пятого. Конечно, на автовокзале были полицейские, но никто не обратил на него внимания. Он почувствовал себя невидимкой. Люди глядели на него, но не имели ни малейшего представления, кто он такой. Он купил сэндвич и журнал в дорогу, потом бутылку минералки и стал ожидать, когда объявят посадку. В отличие от большинства автобусов, в этом не оказалось раздельных салонов для мужчин и женщин, но женщины занимали места рядом с женщинами, а мужчины — с мужчинами. Молави расположился в конце салона, один, надеясь, что к нему никто не подсядет.

Он удобно устроился. Новый автобус «вольво», «супер», как его называли иранцы. Сиденье оказалось мягким. Раздался громкий гудок сигнала, и автобус выехал с автовокзала. Молави откусил кусок сэндвича. В первый раз за последние двадцать четыре часа он позволил себе расслабиться.