— У тебя есть иранские водительские права? — спросил Салех.

Карим кивнул.

— Тогда садись за руль, друг мой, — сказал Салех, отдавая ему ключи.

Молави в изумлении покачал головой.

— Хейли захмат кешидин.

«Нарываемся на неприятности».

Поначалу Карим вел машину осторожно, но когда они выехали из города, уверенность в себе вернулась, и он увеличил скорость. Они направлялись на север по дороге, окруженной апельсиновыми садами и рисовыми полями.

— Как вам все это удалось? — спросил Молави, когда на дороге не осталось ни одной машины, в тишине, нарушаемой лишь шуршанием шин по асфальту.

— Волшебство, друг мой, — подмигнув, ответил араб. — Именно так мы все и делаем. Создаем иллюзии. В одной из них ты сейчас находишься. Расслабься, брат мой, и наслаждайся свободой.

Прошел почти час, прежде чем они добрались до побережья. У дороги стояло множество машин. Тегеранцы приехали на море, чтобы насладиться последними осенними солнечными деньками. Вдоль дороги было много домов отдыха и частных поместий, заполонивших каждый дюйм побережья.

Они ехали все дальше на восток, миновав Фарахабад и Гохар-Баран. Ни одного полицейского, о скоростном режиме явно никто не беспокоится. По мере приближения границы с Туркменистаном застройка стала не такой плотной. Салех напряженно вглядывался, видимо что-то ища.

— Сворачивай влево, — сказал он Молави, показав на узкую мощеную дорогу.

На перекрестке был установлен небольшой флажок цветов футбольной команды «Эстеглал».

Молави свернул и сбросил скорость. По правую сторону дороги он увидел полуразвалившуюся виллу такого вида, будто ее не ремонтировали со времен правления шаха. Похоже, там никто не жил.

— Остановись, — велел Салех.

Выйдя из машины, он медленно пошел в сторону особняка, достав на ходу что-то из кармана и направив вперед. Пистолет. Подойдя к окнам, он заглянул в каждое, пока не убедился в том, что дом пуст. Затем вернулся обратно к входу, подошел к воротам гаража и открыл их.

— Паркуй машину и иди внутрь, — сказал он Молави.

Спустя пару часов на той же дороге показался «мерседес» с тремя пассажирами. Проехав мимо флажка «Эстеглала», машина двинулась дальше и остановилась у следующего поворота. Из салона вышли двое: европейской внешности дама и мужчина восточной наружности. На женщине была черная чадра, а под ней — черное трико из спандекса, облегающее, как вторая кожа. Светлые волосы были убраны в тугой пучок и скрыты под чадрой. Мужчина был одет как простой сельский житель, и единственным современным элементом его внешности была большая спортивная сумка на плече.

Иранец поехал на «мерседесе» дальше, вышедшие из машины пассажиры пошли пешком сквозь низкий кустарник, покрывающий прибрежную полосу. Через двадцать минут они добрались до заброшенной виллы, где спрятались Молави и его провожатый.

Женщина в чадре издала звук, похожий на птичью трель. Подождав секунд десять, сделала это снова, но громче. Из дома донесся такой же ответ, троекратный, с короткими интервалами. Женщина отозвалась на него тихим протяжным свистом. Дверь в дом открылась, и Джеки с Хакимом нырнули внутрь. Пакистанец положил на пол тяжелую сумку и открыл ее. Внутри лежали три автомата.

Молави смотрел на весь этот спектакль широко раскрытыми глазами. Когда Джеки вошла в дом, она сняла чадру и осталась в черном трико. Подошла к Кариму.

— Доктор Али, насколько могу предположить, — обратилась она к нему. — Надеюсь, вы не против пожать руку женщине?

— Ничуть, — просветлев лицом, ответил Молави. — Хотел бы расцеловать вас, мадам.

Джеки улыбнулась.

— Не все сразу. Давайте сначала увезем вас отсюда.

Молави поглядел на остальных, ожидая, что они что-нибудь скажут, но все молчали, и тогда он заговорил сам.

— Скажите, а куда мы направляемся?

— Мы хотим немного покататься с вами по морю, дорогой доктор. На рыболовецком судне, таком, которое обычно выходит на ловлю с наступлением темноты. Так что сейчас, я полагаю, нам всем следует отдохнуть и поесть, если хозяева позаботились об этом.

Сходив на кухню, она нашла банки с консервированным тунцом, одну банку майонеза и крекеры, запечатанные в целлофан. На полу стояла упаковка минеральной воды. В кабинете нашлась неоткрытая банка «Нескафе». Непонятно, были ли оставлены здесь эти припасы тридцать лет назад или на прошлой неделе. Именно в этом и заключалось волшебство.

Лондон

Октябрь в Вашингтоне — такой месяц, когда можно подумать, что лето еще не совсем исчерпало свои силы. Листва осыпается, деревья не нарушают свои биоритмы, готовясь к зиме. А вот люди не так уверены в ее приближении, особенно когда наступает ясный солнечный день, небо ярко-голубое, а ветер теплый, будто из другого времени года.

Бабье лето — хорошая пора в Вашингтоне, но именно сейчас Гарри Паппасу пришлось уезжать отсюда. Из Лондона поступила новая информация. Группа из «Инкремента» начала действовать на территории Ирана, и новости приходили одна за другой. Эдриан пообещал Гарри, что оповестит его, когда надо будет отправляться на место, и вот этот момент настал. Паппас узнал об этом не по засекреченному каналу связи, а из обычного телефонного разговора.

— Время пришло, старина, — сказал начальник штаба британской разведки.

И повесил трубку.

Гарри принялся искать Марсию Хилл, своего заместителя. Он прошел в приемную отдела, мимо цветастого плаката с изображением имама-мученика и направился к рабочему столу Марсии. Она сидела и полировала ногти. Тонкие, пожелтевшие от никотина пальцы являли собой разительный контраст с идеально ухоженными, наманикюренными ногтями. Другая женщина бросила бы это занятие, когда к ней подходит босс, но не она.

— Меня пару дней не будет, — сказал Гарри. — А может, и неделю. Не знаю точно. Постарайся не наломать дров в мое отсутствие.

— Возьму на заметку, — ответила Марсия, сдувая пыль с ногтей. — А куда ты отправляешься, если будет позволено спросить?

— Сначала в Лондон. Потом увидим.

— И что мне сказать по этому поводу твоим… как мне объяснять это… твоим «коллегам»?

— Черт, не знаю. Говори, что меня направили на задание. Скажи, что я должен пообщаться с агентом, который согласен контактировать только со мной лично. Что угодно, лишь бы это сработало.

— Следует ли говорить, что это доктор Али?

— Нет. Если сами догадаются — отлично, плевать. Но я не хочу, чтобы об этом болтали, неважно где. Это сильно все усложнит.

— Почему?

— Просто поверь мне на слово, Марсия. В этом деле больше складок и углов, чем в бумажном самолетике.