Громкий стук в дверь напугал их обоих, и Стейнер уже начал вставать, как вдруг из-за двери раздался голос отца:

– Ужин через полчаса. Встречаемся внизу.

– Понял, – отозвался сын.

Они спустились в обеденный зал таверны и заняли тот же стол, что и прошлым вечером. Марек кивнул им обоим, но ничего не сказал, заставив Кристофин покраснеть и отвернуться. Ужин послужил прекрасным предлогом ненадолго отвлечься от мысли о выступлении перед толпой, однако нервное возбуждение помешало Стейнеру сполна насладиться едой.

– Всё получится, – успокаивала его Кристофин.

Лидия подошла с тремя высокими кружками пива и поставила их на стол.

– Ты уверена? – спросил её Марек.

Женщина кивнула.

– Будь что будет. Рассказывайте. Я уже устала скрываться. – Оглядев помещение, она вздохнула. – И если восстанию суждено начаться, то почему бы не в наших краях?

Стейнер покончил с трапезой, отпил половину эля и вскочил на ноги. Его рука потянулась к кувалде, которая висела на поясе.

– Ты справишься, – ободряюще прошептала Кристофин.

Марек, судя по лицу, не разделял её оптимизма. Стейнер протянул руку, и девушка сначала нахмурилась, но тут же улыбнулась и приняла её.

– Вы что делаете? – удивился отец.

– Ты сказал, что нам нельзя воевать друг с другом. Она лучше говорит по-сольски и лучше рассказывает, и в придачу чертовски красива. – Юноша поднял подругу на ноги и прижал к себе. – Мы вместе расскажем о произошедшем на острове.

Марек кивнул с довольной улыбкой и поднял кружку.

– Наконец наездник сказал что-то дельное.

– Что заставило тебя передумать? – спросила Кристофин, пока они шли по таверне. – Мне казалось, ты сам хотел поведать свою историю.

– Трактирщица решила, что мы брат и сестра, борющиеся за отцовское внимание. – Прошептал он ей на ухо с улыбкой и кивнул на Марека. – Тогда я понял, что не хочу соревноваться с тобой, ведь мы в одной лодке. Ты хороша в одном, я – в другом, и мне не на что обижаться.

– Тебе понадобилось несколько недель, чтобы до этого додуматься? – Кристофин покачала головой.

– Прости меня. Ты лучше других знаешь, что я медленно соображаю.

Девушка поцеловала его прямо посреди зала, и Стейнер пылко ответил на поцелуй, который в итоге затянулся дольше, чем они намеревались, и посетители начали осыпать их подбадривающими возгласами.

– Мы явно привлекли внимание. – С покаянной улыбкой Кристофин огляделась.

– Может, стоит с этого в дальнейшим всегда начинать? – усмехнулся Стейнер.

Дочь трактирщика двинула ему локтем в бок, после чего шагнула вперёд и подняла руки, чтобы все вокруг замолчали.

– Добрые люди Восточных лис, – обратилась Кристофин к присутствующим на сольском. Голос её привлёк внимание шумной толпы, и многие тотчас успокоились. – И не очень добрые люди Восточных лис… – Посетители таверны встретили такое начало смехом. – Я проделала долгий путь из Нордвласта, чтобы поведать вам рассказ. Он будет тяжёлым, но я стою перед вами с возлюбленным, которому верю всем сердцем. Кто готов меня выслушать? – По толпе пробежали согласные шепотки, все притихли, на смену осторожности пришло любопытство. – Кто-нибудь из вас терял детей из-за деяний Зорких? Так началась наша история в крошечном городе Циндерфеле на северо-западном побережье Винтерквельда.

В таверне воцарилось молчание. Один человек ушёл, хлопнув дверью. Стейнер рассчитывал на другое начало рассказа, но всё же шагнул вперёд.

– Я всегда знал, что моя сестра отличалась от других, но всё равно любил её. А затем пришли Зоркие. Тут-то и начали твориться странные события.

Кристофин рассказала о броши в форме молота. Она описала Ширинова, Хигира и последующие события: как Стейнер ушёл от отца и отправился в таверну Бьёрнера. Она поведала о том, как в конюшнях они провели вместе ночь. Кристофин кивнула Стейнеру, и он продолжил историю.

– И вот что я узнал: детей Сольминдренской империи и Обожжённых республик никто не убивает. Их увозят на остров и принуждают служить Империи.

Таверна наполнилась недоверчивыми пересудами, и Стейнер заволновался. Неужели они так быстро потеряли внимание толпы?

– Эти дети, – продолжила Кристофин, призывая к тишине, – ваши дети, кого всю жизнь ненавидели и оскорбляли, впоследствии превращаются в Зорких. Таких Зорких, каких вы видели прошлым вечером в этой таверне.

– Может, расскажем об Огненных духах и драконах? – прошептал Стейнер.

– Им и так уже есть над чем подумать. – Покачала головой Кристофин. – Для начала и этого хватит.

– А что с гарнизоном на горном перевале? – поинтересовался мужчина из задних рядов. – Ваших рук дело, полагаю?

– Смотря, что вы слышали. – Стейнер хмуро взглянул на него.

– Говорят, отец и сын порубили в капусту всех солдат. – Рыжеволосый, рыжебородый мужчина в кожаных штанах и сбитых сапогах вышел вперёд.

Герой Владибогдана продемонстрировал всем кувалду.

– Таким оружием капусту шинковать несподручно. – Раздались смешки. – Но да, я там был.

– А где отец?

Марек поднялся из-за стола.

– И я там был. Боролся с демонами в чёрных доспехах плечом к плечу с сыном, которым горжусь.

– Правду говорят, – отозвался пожилой мужчина с серебристо-белыми волосами. – На прошлой неделе я пересекал перевал верхом, и нет там ни души, одни только кости и пепел.

Толпа тепло приветствовала новость. Несколько мужчин даже подняли кулаки, чтобы выразить уважение. Другие тем временем совещались с товарищами, и изумление их постепенно сменялось волнением.

– Выступление, гляжу, удалось, – с облегчением прошептал Стейнер.

– И перерастёт в легенду, которую будут передавать из уст в уста. – Кристофин улыбнулась и обняла его за талию.

Под радостные восклицания и перешёптывания, заполнившие таверну, Марек со слезами на глазах приблизился к сыну.

– Ты справился, – похвалил он, хлопая Стейнера по плечу.

Тот в свою очередь наклонился и поцеловал Кристофин в лоб.

– Мы справились, – поправил юноша. – Втроём. И я этого не забуду.

Дверь таверны внезапно распахнулась, и среди посетителей раздались испуганные возгласы. Послышался удар, затем мерзкий хруст, и в глубине души Стейнер понял, что кого-то убили.

– Солдаты!

Народ зашевелился, и сквозь хаос Стейнер увидел на пороге экзарха Зиму.

Двенадцать сгорбленных, зловещих силуэтов неумолимо приближались, то становясь чётче, та расплываясь в завихрениях тумана.