Но она не могла успокоиться – ощущение надвигающегося ужаса мешало думать. Ветер завывал всё сильнее, и вихри песка закружили вокруг ног. Теперь старик закричал.

– Он всё время твердит, чтобы ты успокоилась! – запаниковал Максим.

Хьелльрунн бросилась бежать, пока не добралась до окраины города. Она промчалась мимо Трины, которая наблюдала из затенённой арки, и не останавливалась всю дорогу до храма, пока не достигла алтаря и не упала перед ним на колени. Ещё долго единственным звуком в зале оставалось её громкое дыхание. Спустя какое-то время девушка закрыла лицо руками и горько расплакалась.

– Что со мной? – прошептала она. – Что же со мной?

* * *

– Хьелльрунн!

Возле алтаря на коленях стояла госпожа Камалова.

– Который час?

– Ближе к полуночи. Что ты здесь делаешь? Ты уснула?

– На пляже что-то произошло, и мы с Максимом ощутили в море… О… Фрейна милостивая! Я же оставила его там! Он вернулся?

Кивнув, госпожа Камалова уселась на ближайшую скамеечку.

– Он в порядке. Явился вместе с Коласом. Ни тот, ни другой не выглядели особо счастливыми, но были живы. Что там случилось?

– Старик тыкал в меня пальцем и беспрестанно твердил, чтобы я перестала злиться.

Госпожа Камалова состроила скептическую гримасу.

– Нет, тебе это не под силу.

– Но я не сержусь! – воскликнула Хьелльрунн.

– Разве? – улыбнулась госпожа Камалова. – Ты не разгневана, что родилась с колдовской меткой, чего никогда не желала?

– Полагаю…

– Не злишься, что Империя высосала силы матери, разлучила родителей, а потом забрала родного брата?

– Злюсь.

– Ты не сердишься, что Ромола бросила твою семью в Вираге?

– Конечно, я сержусь. Но я ведь не буду кричать об этом!

– А куда девается гнев, если ты не кричишь?

Хьелльрунн пожала плечами.

– Что за странный вопрос?

– Вопрос, который требует ответа. Ну же, Хьелль. Ты сообразительная девочка. Куда девается гнев?

– Никуда. – Горячие слёзы потекли из её глаз. – Остаётся внутри.

– Дыши, Хьелльрунн, – велела Зоркая с грустью. – Знаю, это сложно.

– Империя и вашего брата тоже забрала.

– Да, мы с тобой похожи. Одарённые и упрямые. – Госпожа Камалова улыбнулась. – И невероятно сердитые.

– Простите меня, что захлопнула перед вами дверь.

– Я сама виновата – дурно на людей влияю, – признала бывшая наставница с тихим смешком. – Но я благодарна за извинения.

– В тот день в лесу, когда пришли Охранцы… – Хьелльрунн изо всех сил пыталась подобрать слова, желая объяснить, почему она боялась колдовства. Хотела рассказать, что в порыве ярости чуть не убила наставницу.

– Продолжай, – велела Зоркая, склонившись вперёд.

– В тот день в лесу, когда пришли Охранцы, я почти потеряла контроль. Вернее, я его потеряла, и я…

Неожиданно из темноты появилась Трина. Волосы её были распущены, и она всё ещё носила тёмное облачение. Хьелльрунн ощутила острый прилив раздражения.

– Дети просят вас прийти, – обратилась послушница к госпоже Камаловой, игнорируя соперницу. – Опять кошмар приснился. Как будто из моря восстаёт нечто и пытается их схватить.

– Поговорим утром, Хьелльрунн. – Старуха медленно поднялась на ноги. – Ступай в комнату и поспи.

Девушка наблюдала, как госпожа Камалова и Трина покидали храм, и про себя проклинала так не вовремя явившуюся послушницу.

– Зачем мы пришли в Воронинский район? – с отвращением осматриваясь, удивился Стрейг. Шлем он нёс в руках, а тяжёлый мешок – на плече. – Разве Димитрий Соколов не здесь останавливался?

Узкие дороги и извилистые тропинки Воронинского района вели во всех направлениях – туда, где разрушенные, шаткие здания отбрасывали страшные тени. В воздухе витал запах навоза и дыма, а «аромат» маринованной рыбы конкурировал со зловонием дубильни. Сморщив нос, Стрейг уставился на уличных попрошаек с грязными руками, что сидели с бледными лицами и глядели на мир без тепла или радости. Воронинский район оказался самым жалким местом из всех виденных солдатом.

Так и есть. Именно здесь он и останавливался.

– Тут одни шлюхи да нищие. – Юноша сердито огляделся. – И вонь… Может, найдём комнату в более приличном месте?

Думаешь, эти люди добровольно выбрали такую жизнь?

Стрейг посмотрел сначала на экзарха, а затем на наводнивших улочки искалеченных людей. Плечи их были опущены, глаза потухли, а тела сгорбились под невидимым бременем.

– Почему они не найдут работу? – фыркнул Стрейг, стараясь сохранять самообладание. – В таком большом городе наверняка многим требуется помощь.

Местные то и дело останавливались и оборачивались им вслед, наблюдая, как экзарх и его сопровождающий вышагивали по мощёным улицам. Стало ясно, что существовали ещё места в Винтерквельде, где Святейший Синод и имперская армия являлись редкими гостями, несмотря на то что они находились в столице. Дым вился над трубами, а вечерний туман заполнял улочки, предвещая надвигающийся ночной холод.

Ты сказал, что в Виролантии работа есть только на ферме. Получается, ты выбирал между сельским хозяйством и сражениями.

– Верно, – согласился Стрейг и нахмурился, заметив приближающегося нищего.

А это значит, что в целой провинции нет ни кузнецов, ни владельцев магазинов, ни виноделов, ни купцов?

– Я такого не говорил, – возразил молодой солдат, сворачивая за угол.

В пелене тумана замаячило большое здание.

Но ты это подразумевал. Твой отец был солдатом? – Стрейг кивнул. – А его отец? – Ещё один кивок. – Получается, солдатское ремесло – это не столько работа, сколько продолжение профессиональной династии. Продолжение того, в чём они лучше всего себя проявили.

– Мы не только воюем. Мы не головорезы.

Стрейг и Сребротуман остановились на небольшой площади, где торговцы потихоньку закрывали рыночные прилавки.

– Вы, случаем, не жильё ищете, господа? – спросила из двери таверны девчушка лет шестнадцати. У неё были длинные светлые засаленные волосы, разбитый нос и тяжёлый взгляд, несмотря на растянутые в улыбке губы.

Поинтересуйся, работает ли она в таверне постоянно.

Сребротуман не хотел пугать девочку колдовством, а потому обратился к Стрейгу. Юный солдат выполнил просьбу, пусть и запинаясь, чувствуя себя глупцом.

– Ну да, тружусь здесь с тех пор, как ходить научилась. – Девушка закуталась в шаль и гордо подняла подбородок. – До родителей таверна принадлежала бабушке и дедушке.