А сколько, кстати, весило золото Флинта? Оценочный подсчет сделать нетрудно, Сильвер называет точную стоимость клада: семьсот тысяч фунтов. А он знал, что говорил – как-никак был квотермастером у Флинта, а в обязанности пиратского квотермастера среди прочего входят и оценка захваченного груза, и вычисление доли каждого члена экипажа в общей добыче, и другая пиратская бухгалтерия.

Алмазов и иных драгоценных камней, способных в разы уменьшить весогабаритные характеристики клада, в тайнике нет, лишь золотые монеты и золото в слитках. Возьмем за основу расчета золотую английскую гинею. Ее вес колебался в зависимости от года чеканки в пределах от 8,3 гр. до 8,5 гр. Примем среднее значение за 8,4 гр.

700 000 фунтов составляют ровно 666 666 гиней и 14 шиллингов (апокалипсическое какое-то число получилось, ну да ладно). И весит вся эта радость 5560 кг, даже скорее 5500, с учетом неизбежной истертости монет.

Пять с половиной тонн – самая нижняя граничная оценка. Клад состоит не из одних гиней, в нем лежат монеты разных стран (а обменный курс всегда благосклонен к родной валюте). И лежат золотые слитки, а рыночная стоимость золота, ушедшего на изготовление монеты, всегда чуть меньше ее номинала. Золото Флинта весило никак не менее шести тонн, вероятно даже больше.

Весьма солидный вес…

Раз уж пошли такие расчеты, неплохо бы оценить стоимость зарытого на острове серебра. Совокупный вес серебряных слитков мы не знаем, но едва ли он был больше, чем вес золота, в противном случае семеро пиратов не справились бы с перетаскиванием. Килограмм серебра в то время стоил около десяти фунтов стерлингов, или меньше, в зависимости от пробы. Если вес серебра равен весу золота, то есть составляет тоже шесть тонн, стоит эта часть клада не более чем шестьдесят тысяч фунтов. Неудивительно, что кладоискатели вторым тайником пренебрегли. Удваивать объем крайне изнурительной работы, чтобы увеличить стоимость добычи всего на восемь процентов, – дураков не нашлось.

Однако вернемся к золоту.

Если не рассматривать всерьез мысль о том, что Флинт доставил на остров пару-тройку верблюдов или ослов для перевозки ценностей, то яма с золотом находилась в миле или полутора от стоянки капитана Кидда. В самом крайнем случае – в двух милях. Иначе на плечах шесть тонн таскать очень уж тяжко.

Ходьбы примерно на сорок минут для молодых ног Хокинса, даже с учетом разглядывания змей и незнакомых растений.

Но ведь позже, когда за кладом двинулись пираты Сильвера, они дольше добирались до опустевшего тайника? Дольше. Но они тащили на себе лопаты и груду оружия и боеприпасов, их отвлекал и пугал своими криками Бен Ганн, задерживали собственные споры, да и Сильвер на костыле никак не мог потягаться с Хокинсом в скорости, к тому же на сильно пересеченной местности. Опять же пираты не прорабатывали заранее оптимальный маршрут. Они вообще двинулись к цели кружным путем, преодолев часть расстояния по морю, чтобы не оставлять без присмотра шлюпки в известном врагам месте.

Можно допустить, что Хокинс потратил не более сорока минут, чтобы добраться до искомой точки.

И там его поджидало жесточайшее разочарование.

* * *

Естественно, Джим Хокинс испытал изрядный шок, оказавшись на краю раскопанной ямы.

Громадное богатство оказалось миражом, карта Бонса – никчемной бумажкой… Остров Сокровищ на деле обернулся Островом без Сокровищ…

Сколько он просидел там в оцепенении, переживая грандиозную утрату и крушение надежд?

Сколько-нибудь да просидел… Но любой шок проходит. К тому же оставался шанс, что серебро не тронуто – хоть какое-то утешение, все же не впустую прокатились на другой край глобуса.

А когда Джим Хокинс, немного оправившись от потрясения, поднялся на ноги и бросил взгляд вокруг, он заметил кое-что весьма любопытное…

Это «кое-что» наверняка разглядели бы позже и пираты Сильвера – но не успели, едва вылезли из опустевшей ямы и тут же угодили под залп из мушкетов.

Что же увидел Хокинс?

А увидел он тропу. Хорошо натоптанную тропу, ведущую к пещере Бена Ганна.

Без тропы никак. Бен переносил золото много недель на своих плечах, одним и тем же маршрутом. Закончил он свои рейсы совсем недавно, за два месяца до прибытия «Испаньолы». То есть как минимум в конце февраля, а то и в начале марта, если кладоискатели добирались до острова дольше полутора месяцев.

В Южном полушарии это самый конец лета или начало осени, период бурного роста трав давно позади, и неизбежно вытоптанная Ганном растительность никак не могла восстановиться.

Ведь Остров Сокровищ расположен не на экваторе и не в тропиках, где зелень лезет из земли круглый год со страшной быстротой. Остров находится в более умеренных широтах, и Хокинс сообщает нам, что вокруг блокгауза уничтоженный при строительстве подлесок вообще не восстановился: «Судя по пням, здесь погибла превосходная роща. Верхний слой почвы после уничтожения деревьев был смыт и снесен дождями, обнажившими чистый песок». Короче говоря, не тропики, где палку в землю воткнешь – она зазеленеет. Не исключено, что тропа Бена Ганна – полоса такого же чистого песка, что и вокруг блокгауза.

Но в таком случае на острове осталась и вторая тропа (хронологически первая), – тропа Флинта? Могла она сохраниться, если появилась не позже, чем был уничтожен подлесок на холме у блокгауза? Тот ведь восстановится не успел?

Не совсем так… Бен Ганн не имел выбора. Ему надо было доставить золото из жестко заданной точки А в жестко заданную точку Б, от ямы в пещеру. У Флинта же была задана лишь исходная точка маршрута – место выгрузки сокровищ на берег. Точку Б пиратский капитан мог выбирать произвольно, равно как и свой путь к ней. Он и выбрал – так, чтобы не петлять, идти по прямой, и в тоже время чтобы путь тяжело нагруженных людей пролегал по местам, неспособным долго сохранить следы.

Доказать это просто. Достаточно еще раз внимательно прочитать рассказ Хокинса о том, как он шел по острову (к яме шел, маршрутом Флинта). Джим не врет нам о том, что видел на пути, – до тех пор не врет, пока не начинается художественный свист о возвращении на болото.

Итак, читаем вдумчиво, но обращаем внимание лишь на одно: что у Джима под ногами. Что за почва, что за растительность… Покинув низменное, болотистое место высадки, Хокинс «вышел на опушку открытой песчаной равнины, около мили длиной, где росли редкие сосны». Песок… Затем, очевидно, он идет по каменистому участку, хотя до горы еще далеко, – но Джим видит греющуюся на камнях змею. Камень… Затем он попадает в чащу вечнозеленых дубов: «они росли на песке, очень низкие, словно кусты терновника». Снова песок… Затем упоминается песчаный откос, но как раз в этом моменте рассказ начинает вызывать сомнения, потому что за откосом Хокинс снова уткнулся в болото, где делать ему было нечего и куда он попасть не мог.

Описание почв на маршруте Джима идеально укладывается в нашу логическую схему! Он шагает по песку, по камням, снова по песку… И при том ни слова о траве под ногами, о мхе, о папоротнике, о низкорослом кустарнике, – о чем-то, что можно вытоптать.