Старшая девочка Луизы, Ковентина, продолжает сопротивляться пагубному влиянию своей мамы и, по крайней мере, моется, чистит зубы, расчесывает волосы и пытается вписаться в нормальный быт, несмотря на все попытки своей мамаши сделать из своих бедных детей безответственных и пустопорожних пассажиров по жизни. При ближайшем знакомстве выяснилось, что Ковентина наставляет и вторую девочку, Иделису, на путь истинный, а точнее на революционный путь, потому что и та моет руки, собирает волосы в аккуратный хвостик и носит нормальную футболку Gap, которую, скорее всего, им подогнала Сильвия с ebay. Остальные четверо (порядок следования детей, как мне кажется, таков: Цедрик, Ковентина, Ниссьен, Иделиса, Ойлель и Борей, в возрастном диапазоне от одиннадцати до трех лет) выглядели как волчата. Ковентина и Иделиса подтвердили мои подозрения в их нормальности, когда попросили разрешения у бабушки Сильвии пойти и поиграть на пианино, на что Луиза, не скрывая своего возмущения, сказала: «И что мне с ними делать, в кого они такие?» Остальные продолжали вести себя по-волчьи.

Тут Луиза обратилась ко мне.

– Прости, Эллен, но я так занята была, когда вы приехали. И сейчас у меня столько дел, у меня запланировано важное собрание на вечер. У нас состоятся поэтические чтения, в честь публикации моей книги, я бы хотела, чтобы ты тоже пришла. Мама, ты тоже приходи! – крикнула она Сильвии. – А вот тебя, Саймон, не приглашаю. Наверняка вам мама уже объяснила, что мужчинам не место в нашей коммуне. У нас там матриархат, одни женщины, мы посвятили себя делу свержения патриархата и освобождения от цепей мужского гнета, так что присутствие мужчин будет контрпродуктивно.

– Не знала, что у тебя вышла книга, Луиза, – сказала я, с одной стороны, меня изумило, что кто-нибудь вообще заинтересуется рифмоплетством Луизы, с другой стороны, я порадовалась, что, может быть, она начала наконец сама зарабатывать деньги, вместо того чтобы жить бесплатно в моем (в смысле нашем) доме и выцыганивать у родителей каждый месяц средства на содержание детей, потому что алименты от бывшего мужа она уже растрынкала.

– Таки да! – самодовольно поддакнула Луиза. – Понятное дело, что мне пришлось самой напечатать на свои деньги, потому что в масс-медиа царит такой заскорузлый патриархат, никто не хотел публиковать мою сермяжную правду на свои деньги, но это ничего, я все равно не пошла бы на поводу их цензуры. Мой труд слишком важен, чтобы я отдала его на растерзание цензора и на потребу коммерции. НО, теперь мое слово напечатано черным по белому, на бумаге, в первозданном и нетронутом виде, так что эта книга изменит мир.

– Это здорово, – только и смогла я сказать.

– Итак, в семь вечера. Не опаздывай, мы начинаем точно в семь. Ах да, мама, не захватишь с собой вино и закуски для моего вечера?

– Что, прости? – вышла из оцепенения Сильвия, которая, вероятно, слышала эти телеги про цензуру, патриархат стопятьсот тыщ мильонов раз. – Ой, нет, что ты, я не смогу прийти, у Жозефины течка, я не могу ее бросить в таком состоянии.

– Что? – вне себя от возмущения воскликнула Луиза. – У меня сегодня особый вечер, а моя собственная мать отказывается прийти и поддержать меня только потому, что ее сука нуждается в ней больше?

– Ну, Луиза, – сказала Сильвия, – ты же как женщина должна понять. Жозефина тоже переживает очень важную фазу в своей сучьей жизни.

– Я поняла! – возмущенно фыркнула Луиза.

– Ммм, я, наверное, тоже здесь останусь с Сильвией и Жозефиной и Джаджи, – попыталась я отмазаться. – Вдруг мой кобель начнет прыгать на Жозефину. Я же должна защитить ее честь!

– Эллен! Там должен присутствовать хоть один представитель моей семьи, – завопила Луиза. – И еще надо организовать еду и напитки, которые мама мне обещала предоставить.

– Ничего я не обещала! – запротестовала Сильвия.

– Это самое малое, чем ты мне можешь помочь, – набросилась на нее Луиза, – ведь собака тебе дороже, чем родная дочь!

– А с какой стати… – начала наступление Сильвия.

– Если ты не собираешься приходить, то я тогда оставлю у вас детей на всю ночь, потому что мне надо сконцентрироваться на поэзии.

На этом Луиза развернулась и пошла прочь, оставив Сильвию и Майкла с шестью бесенятами (ну, с четырьмя бесенятами, потому что Ковентина и Иделиса вполне себе мирно играли в четыре руки «К Элизе» в гостиной), так еще у них в доме гостила наша великолепная четверка.

Поражаюсь, как часто Луизе удается сделать все по-своему, она никогда не слушает, что ей говорят другие, она просто ставит всех перед фактом. В каком-то смысле (только не в плане гигиены, боже упаси) она похожа на мою старшую сестру. Пораскинув мозгами, я решила, что, чем сидеть весь вечер в углу и разнимать дерущихся детей, уж лучше я схожу на тусу в Луизину коммуну и посмотрю, что же там творится.

Родителям Луизы ничего не оставалось делать, как в очередной раз прогнуться и снабдить ее вечеринку провизией и красным вином, Майкл подбросил меня до места сборища. Луиза вышла нам навстречу с криками, что Майклу нельзя выходить из машины и уже тем более заходить на территорию коммуны, а также обвиняя нас в том, что мы совсем не заботимся об окружающей среде и проехали на машине такое недалекое расстояние вместо того, чтобы пройтись пешком, но тут Майкл возразил, что я бы не смогла донести все сумки одна. Луиза возмущенно повернулась и пошла в дом, даже не помогла мне занести вино и пакеты с едой.

Внутри было, как я и ожидала, темно, тусклый свет свечей и лампадок, расставленных вблизи легковоспламеняющихся занавесок, тяжелый запах дешевых ароматических палочек (хотя дорогие ароматические палочки, наверное, воняют так же). Я отметила про себя, что надо бы с Саймоном проверить, застрахован ли дом, потому что Луизе даже и в голову не придет такая патриархальная волокита, как оформление страховки на случай пожара.

Суровая на вид женщина вышла из дальней комнаты, осмотрела меня неодобрительно с ног до головы. Когда я собиралась на эту поэтическую тусовку, то решила, что оденусь подобающе случаю: глухая черная водолазка, джинсовая мини-юбка (мне наплевать, что везде пишут, что после тридцати пяти мини-юбки носить противопоказано, мне сорок два, и эта юбка всего-то на ладонь выше колена, это же не та полоска ткани, которая едва прикрывала мою пятую точку, когда мне было пятнадцать) и черные ботинки. Мне казалось, что я выгляжу в этом простом, но эффектном прикиде как артистичная и поэтическая натура, хотя в последний момент Саймон снял с моей головы черный берет, потому что, на его взгляд, а) это было «смешно», б) местные подумают, что я над ними стебусь. Пришлось компенсировать отсутствие французского берета очень толстыми французскими стрелками на глазах.

– Кого ищем? – с наездом спросила она.

– Привет! – сказала я как можно приветливее. – Я Эллен, невестка Луизы. Я принесла вина!

– О! – без всякого энтузиазма произнесла суровая дама. – Да, Луиза говорила о Вас, я могла бы и догадаться. Проходите.

В гостиной на полу были разбросаны подушки и мешки. До недавнего времени я бы снисходительно отнеслась к такому стереотипному хипповому декору, но эта обстановка напомнила мне о том, что у нас творится в комнате для раздумий в офисе, следовательно, Луиза могла быть и на острие современного дизайна со всем этим разношерстным скарбом. Суровая дама (она с вызовом представилась как Стелла) попыталась отобрать у меня вино, но я интуитивно почувствовала, что лучше бы мне сперва самой найти чистый стакан и налить себе вина собственноручно. Стелла неодобрительно смотрела на мои телодвижения, но я не собиралась поддаваться ее давлению, и мне надо было обязательно накатить вина, иначе я не продержусь. Тут вошла другая женщина, более опрятно одетая, она тоже оглядела меня с ног до головы под сдавленный комментарий Стеллы, из которого я разобрала только «невестка» и «неподобающе».